Энтон Майрер - Однажды орел…

Перед его великодушием и щедростью я, такой мрачный и непреклонный, почувствовал себя глупо. „Конечно, генерал, я только думал…“ — „Хорошо, хорошо, я не хочу, чтоб вы больше думали об этом. Безусловно, вы получите эту дивизию, если потребуют обстоятельства. Неужели вы могли подумать, что я подвергну риску судьбу всей операции из-за этого?…“ — „Конечно, нет, сэр. Я не имел в виду ничего такого“. Райтауэр переводил взгляд с меня на Мессенджейла, как сбитый с толку зритель на теннисном мачте. Что же, черт возьми, так встревожило его-то? Он-то ведь будет сидеть в комфортабельной каюте на „Фарго“, потягивать содовую со льдом и слушать донесения по радио.

Мессенджейл вновь уселся в кресло. Меня прошиб пот, и я почувствовал острую боль от тропической язвы под мышкой. Да, чудом обошлось. Начался бессвязный разговор о предварительном обстреле. Мессенджейл очень доволен, что командующий Тихоокеанским флотом разрешил морякам прикрывать десант в течение восьми суток. Бен прав: флот у него в кармане! Должно быть, вдобавок ко всему подмазался к Эрни Кингу [82] Начальник главного штаба ВМС США в период второй мировой войны. — Прим. ред. во время продолжительной и приятной службы в Вашингтоне в оперативном управлении. Ну что ж: им все позволено и они все могут, как говаривал старый мистер Верни.

Как бы случайно, он взял в руки стоявшую у него на столе небольшую красивую модель туземной лодки. „Подарок старосты из деревни Валева. Прелестная вещь, правда? — Его пальцы скользнули по блестящему черному дереву корпуса. — По-моему, ее можно послать президенту. В его коллекцию моделей судов. — И посмотрел на меня. — Как вы думаете, ему поправится?“ Мне вспомнились туземные лодки на „той“ реке, пляшущие на поверхности черной воды пулеметные трассы и Бен после телефонного разговора с Диком: „Итак, все готово к операции ‘Смерть’“. „Я уверен, что президент будет очень доволен, генерал“.

Затем без всякого предисловия: „Как давно вы находитесь здесь, Сэмюел? С сентября сорок второго, да?“ „Так точно, генерал“. — „Больше двух лет! Это немало…“ Задумался, посмотрел на простор режущего глаз, яркого, то изумрудного, то небесно-голубого, то цвета индиго, теперь принадлежащего нам моря; за ним, в Рабауле, сидит, как скот в загоне, мощный японский гарнизон и томится в бездействии, как ржавеющий плуг. Затем напрямик: „Вам не кажется, что вы, возможно, нуждаетесь в отдыхе?“ Почувствовал себя встревоженным, растерялся: тон его голоса заботливый, но за ним что-то кроется. Может быть, он разозлился (по-своему, конечно) после происшедшей несколько минут назад стычки? Или, возможно, испытывает меня? Проверяет, так сказать, преданность низов верхам. Конечно! А как насчет преданности верхов низам?

„Ничуть, генерал, я чувствую себя отлично. После Бенапея у меня было достаточно времени для отдыха. Месяц назад Нэйт Уэйнтрауб выдал мне медицинское заключение о полной пригодности к службе“. Он снова задумался, уставив взор в пространство и зажав в зубах гагатовый мундштук. „Меня беспокоят некоторые из вас, кто повторил подвиг у Фермопил, здесь, в этих далеких краях, в те тревожные дни, когда время мчалось с неумолимой быстротой и его так не хватало на все самое…“ На лице Райтауэра младенческий восторг. Еще бы! Начальство изрекает перлы мудрости. Впрочем, может, я слишком плохого мнения о нем? Может, он серьезно так думает, хотя бы в какой-то мере? Да нет, вряд ли. Поднимает лицо, смотрит прямо в глаза: „Не полезно ли вам съездить на недельку в Брисбен?“ „Нет, сэр, не думаю. И потом, здесь так много предстоит сделать. Безотлагательно“. Конечно! Неделя отдыха и развлечений у Леннона, а питом проснешься в одно прекрасное утро и узнаешь, что тебя освободили от должности. Нет уж, благодарю! Так и не смог угадать, что же таилось в его глазах. Они непроницаемы. Такие светлые, с эдакими точечками на зрачках и… без глубины и блеска. Да, да, они совсем не светятся. „Я отправил бы вас домой самолетом на некоторое время, если бы это было возможно“. Продолжает грызть свой гагатовый мундштук. Наверное, думает, что я переутомился на фронте, теряю хватку. Внезапно меня охватил страх: в животе похолодело, как перед приступом лихорадки. Ничего похожего на ощущение, которое испытал минутой раньше, когда взял его на пушку с сорок девятой дивизией. Неужели он действительно думает освободить меня именно таким образом? он хочет выпроводить меня с фронта. Бена и меня, нас обоих. Этих хулиганов, этих радикалов, этих никудышных солдат! „Мне в самом деле очень хотелось бы дать вам возможность побывать дома, хотя бы несколько дней. Это было бы важно во многих отношениях“.