Энтон Майрер - Однажды орел…

Джойс крепко обняла его.

— Сэм, — прошептала она. — Милый…

Дэмон ответил ей горячими поцелуями и страстными объятиями. Обжигаемая его страстью, Джойс поняла, что безумно любит этого человека. Любит, и ей нет никакого дела до всего остального мира. Ничто не помешает ей любить его: ни эти две туземки, ни двести двенадцатый базовый госпиталь, ни война на Тихом океане, ни жена Сэма, ни будущее человечества… Она пылко обнимала его, переполненная поглотившим ее безграничным счастьем и блаженством…

Дверь резко распахнулась. В зал вошел майор Пренгл и четким высоким голосом, в котором звучали одновременно и высокомерие и почтительность, объявил:

— Джентльмены, генерал Мессенджейл!

Вместе с остальными встал и Бен Крайслер. Послышался скрежет ножек стульев о полированный тиковый пол.

Генерал-лейтенант Котни Мессенджейл, сопровождаемый офицерами штаба корпуса, быстро прошел вдоль стены зала к дальнему концу длинного стола и скомандовал:

— Вольно, джентльмены. Прошу садиться.

Крайслер опустился на стул, ощутив острую боль в раненой ноге. Он вытянул ее под столом и достал из кармана сигарету. Здесь, на Валева-Хайтс, дул чистый и прохладный пассат, слегка посвистывая в противомоскитных сетках. Стены зала, где проводились штабные совещания, были окрашены в нежный серо-голубой цвет, а дальняя стена задрапирована темно-бордовой тканью. «Далеко от дома, но как дома», — подумал Бен, криво усмехнувшись. Дом, в котором они находились, был старой резиденцией голландского губернатора, и несколько месяцев назад в нем размещался Такура и его штаб. Американские самолеты разрушили одно крыло здания и изрешетили все остальное, но базовые инженерные части искусно отремонтировали его, и теперь, сидя за красиво отполированным столом из красного дерева с овальными концами, можно было подумать, что в мире ничего и не происходило: ни войны, ни японской оккупации, ни изнурительной кампании на островах. За высокими окнами под безупречно голубым небом виднелось море Бисмарка, похожее на гладкий зеленый ковер; еще дальше, на горизонте, курились вершины двух близнецов, двух ступенек на пути к Филиппинам — Беттанея и Токуны.

Штаб-сержант Хартжи объявил:

— Не курить. Приказание генерала! — и Крайслер неохотно раздавил свою сигарету в латунной пепельнице, сделанной из гильзы 79-миллиметрового японского снаряда.

Мессенджейл остановился, чтобы переговорить с адмиралом Фарнхэмом. Крайслер нахально уставился на Мессенджейла, рассматривая три звездочки на его крахмальном воротничке и бледную, выцветшую рубаху цвета хаки. «Настоящий продубленный соленым потом ветеран, — подумал Крайслер. — Как он это сделал? Вымачивал по ночам в соленом растворе, что ли? Ставлю пятьдесят против пяти: он специально подкрасил волосы под седину, чтобы произвести впечатление на Макартура!»

Вошел здоровый как бык Баки Уоррен. Как всегда, опоздал. Его летная пилотка выглядела так, будто он спал на ней. Бросил на ходу:

— Здорово, Бен, старый греховодник. Как дела?

Бен, ухмыльнувшись, ответил:

— Точно так же, как были, когда мы расстались.

По этому обмену фразами Бен сразу же почувствовал свою крайнюю взвинченность. Он бросил взгляд на Сэма, который сидел рядом с ним и набрасывал карандашом проект письменного приказа. Командир дивизии ответил ему мрачным взглядом, и Крайслер понял, что тот тоже ломает голову над вопросом: почему каверзный Мессейнджейл пришел не с полной охапкой карт? Особенно если сейчас должно состояться такое выдающееся священнодействие? Это было как раз в стиле Мессенджейла: довести всех до нервного напряжения, а затем остановиться, чтобы мимоходом поболтать с Блиссом Фарнхэмом, будто никого кругом и не было. «Полоумный садист, чертов ублюдок», — подумал Бен. Он раздраженно повертел в руках лежавшие перед ним блокнот и карандаш, пощелкал пальцами по единственной звездочке, украшавшей его воротничок. Генеральский чип. Это благодаря Сэму. И вот он здесь, в святая святых, в этом недоступном для непосвященных и внушающем благоговение кругу, где принимаются грозные решения… Но он был бы чертовски доволен, если б можно было возвратиться в свои полк. Странная вещь! Если есть возможность, тебе, конечно, хочется продвинуться, результат продвижения очень приятен, ведь это самый важный скачок — от полковника к бригадному генералу. Он с удовольствием написал об этом Мардж, и его очень тронуло обмывание, которое устроила в его честь вся «банда». Однако чем выше продвигаешься, тем больше отдаляешься от всего, самого дорогого для тебя. Ему не хватало общения с французом Бопре, с Джимми Хойтом и Стэном Баучером, споров в столовой, ставок об заклад, постоянных пикировок и подначек.