Энтон Майрер - Однажды орел…

Богослужение закончилось. Знамя тяжело скользнуло вниз до середины флагштока, и в душном тропическом воздухе раздались длинные пронзительные звуки горна.

Господи, да будет их сон безмятежным! Крайслер пробежал взглядом по уходящим вдаль рядам крестов, резко выделявшихся своей белизной на фоне опушки джунглей. Под крестами лежат те, кому не посчастливилось. Свелланд, в одиночку очистивший от противника два бункера, битком набитых свирепыми, истошно вопившими японцами; Петшек, сраженный японским снайпером «кукушкой»; Маршалл и ди Маестри, убитые взрывом мины при переправе через реку; Уэллс, раненный в первый день наступления и утонувший в болоте, и все другие, которых он никогда не встречал, погибшие до его прибытия в Моапора… Все это странно и, если хотите, жестоко. Они лежат здесь, далеко от родных полей, над ними две скрещенные палки и личный знак; убитые в момент или героизма, или трусости, или неведения, или бесчестья, по все одинаково убитые в момент недолговечного расцвета сил и возмужания.

Церемония подошла к концу. Капеллан Унтереккер спустился с помоста. Наступила короткая пауза, затем Сэм, которого поело госпитализации Уисти генерал Эйкельбергер назначил временно исполняющим обязанности командира дивизии, взобрался на бочки и скомандовал: «Вольно!» Шеренги расслабились, послышался неразборчивый шум голосов. Небольшое замешательство, затем дна офицера, по-видимому, Делтнер и Чейз, вручили Дэмону лист фанеры, который он повернул лицевой стороной от себя, держа его одной рукой. По рядам воинов прошел удивленный гул. Дэмон с минуту постоял молча, будто не совсем представлял себе, что говорить.

— Сегодня вы впервые собраны как дивизия, — начал он, отчетливо выделяя каждое слово. — Вы — это пятьдесят пятая дивизия. И в качестве вашей нарукавной отличительной эмблемы я выбрал саламандру. Не потому, что она наш постоянный маленький друг здесь, в тропиках, где нам приказано нести службу, а потому, что с древних времен саламандру считают неуязвимой для огня. Вот она припала к земле между двумя языками пламени и своей правой лапой попирает сломанную самурайскую саблю. Вы прошли сквозь огонь и добились победы.

Он замолчал и посмотрел на ряды, как будто хотел взглянуть в глаза каждому солдату, стоявшему в сомкнутом строю батальонов. Лицо было похудевшим, рубашка с влажными пятнами на складках висела на нем свободно; костяшки пальцев руки, которой он держал лист фанеры, побелели. «Дружище. Печальный Сэм, — подумал о нем Крайслер. — Сумасшедший несгибаемый романтик. Перенес на ногах приступ малярии, который свалил бы самого здорового буйвола. Упорно держался из последних сил и оставался в строю, пока не взяли последний бункер за взлетной полосой. Мы, стоящие здесь, остались в живых только благодаря тебе, и никому другому. Того, кто не понимает этого, надо немедленно отправить на проверку умственных способностей. И подумать только, сейчас ты ведь мог находиться в Брисбене под арестом и ожидать военного суда…»

— Эта дивизия — наша дивизия — не имеет прославленной истории и традиций. Не имеют их и наши полки. Ни одна американская часть не имеет прославленной истории и традиций, берущих начало с тысяча семьсот семьдесят пятого года. Они были созданы за последующие сто пятьдесят лет. История нашей дивизии — дивизии «Саламандра» — только начинается.

Он опустил голову. Когда он снова поднял ее, его лицо было решительным и суровым.

— Эта война будет долгой и жестокой. Мы еще только начинаем воевать, только вступили на тернистый и кровавый путь, и ни один человек не знает этого лучше, чем вы, солдаты, стоящие здесь. Но самое важное, самое примечательное заключается в том, что горькие дни паники и отчаяния остались позади. Все происшедшее здесь показало, что у вас достаточно мужества не только для того, чтобы превозмочь нечеловеческие трудности, но и для того, чтобы побеждать.

Воздух в «Статлер-баре» дрожал от гонора, звона бокалов и непринужденного женского смеха. Бар гудел. За большим столом мирно беседовали командующий южным военно-морским округом адмирал Рольф Хэймз и пестрая компания из шести или семи человек. В одном из дальних углов Пэкки Винсент с мрачным выражением на широкой цветущей физиономии и выпученными глазами излагал группе офицеров свою версию танкового сражения при Сиди-Бу-Нура, сетуя на крючкотворство и подхалимство в верхах, в результате которых его сняли с должности. Медленно проходя между столиками, Котни Мессенджейл улыбнулся. Тяжелый удар для Пэкки, но так уж заведено под солнцем. Этот мир жесток, и воздух на горных вершинах разрежен. Часы по-прежнему отсчитывают время очень быстро, как сказал начальник штаба армии, и тем, кто Не способен соображать на ходу, когда правильное решение необходимо принять быстро, ибо другого шанса уже не представится, с вершин приходится уйти.