Зуфар Гареев - Хроники сексуальных неврозов

– Да… – Мулло отдергивает руку. – У мамы.

– Чего ты боишься?

– Боюсь.

– Положи, там тепло.

– Там некрасиво… Я боюсь.

– Что-о-о? Да ты на себя посмотри – ты красивый?

Мулло вздыхает:

– И я некрасивый…

– Ну вот два сапога пара. Давай, клади руку.

– Там некрасиво… Я боюсь…

– Вот черт неумытый! Кто тебе сказал, что там должно быть красиво?

– У Хаттам было красиво… У Жанны было красиво…

– Убью, китаеза!

Мулло торопливо кладет руку:

– Так?

– Смелее! Мулло, ну ты искусник, ай-яй-яй! Тебе стало жарко, Вера! Говори «ах», Вера! Говори!

Вера Максимовна вскидывает к уху трубку:

– Ах! Лева, ты слышал – я сказала «ах»?

Поликарпов рычит:

– Ав-ав-ав!

Вера Максимовна дает отбой.

– Ну вот, я изменила ему. Первый раз в жизни. И мне так странно: у меня кружится голова…

– Набери его срочно! Скажи ему это! Я думаю, у него все лопнет от злости! Достукался.

Вера Максимовна снова набирает номер.

– Мне кажется, он необычайно извращен, Лева!

– Я хожу злой как страшный зверь. Ав-ав-ав!

– Ах, какой ты злой, Левушка!. – Она с радостью подражает мужу. – Ав-ав-ав! Я сама как львица!

Добавляет после паузы:

– А разве звери лают?

– Да. Вспомни, как злится наша Найда.

– Ты зол как наша собачка?

– Да, как собачка, если не больше!

– Лева, как я рада за нас! Мне кажется, все идет по плану.

Мы правильно подозреваем, на свете должны быть мужчины смелее Мулло. И они есть!

Жар их приставаний досконально знает, в отличии от Веры Максимовны, знакомая героиня наших записок – цветочница Рита. Не отходя от кассы, так сказать.

Вот и сегодня – не успела она закрыть цветочный павильончик у Рижской, чтобы привычно шмыгнуть в свой красный автомобильчик, как на горизонте появляется некий пузанчик. Он куда живее, чем робкий Мулло.

– Ритуль, вот и я, собственной персоной! Де факто!

– Мифа, я вэ сказала: мне голоф был. Ты форок раз позвонил, а я тебе форок раз ответила!

– Да что ты заладила – голос да голос! Смотри, а я солененьких прихватил, бочковые, луховицкие! Не оторвешься! Под водочку…

В мешочке – три дохлых огурца. А может живых; просто приболели.

Пузанчик уверенно бросает на сиденье мешочек.

– Гулять так гулять! Открывай, красавица… Дверцу-то открывай, сладкая моя!

– Был голоф, понимаеф, был голоф…

– Ты что, серьезно? А что голос сказал?

– Ни-ни.

– Не мог такое голос сказать, не мог! Ты же с 12 лет, сама говорила!

– Ну да. А теперь он скавал: закрыто. Бафта! Детство кончилось.

Пузанчик гоношится:

– На ремонте пещера, значит?

– Да. Детство кончилось.

Пузан, понятно, в отчаянии:

– Ну почему все на мне заканчивается? Даже чужое детство. Что за закон подлости! Маргарита Ивановна, а может с завтрашнего дня ремонт? К чему торопиться?

Рита отъезжает, Пузанчик бежит следом.

– Эй, огурчики отдай! Отдай огурчики!

Рита вышвыривает мешочек в окно.

Еще яростнее выглядит борьба с мужиками ночью. Оно и понятно – к ночи инстинкты мужчин порой раскаляются до зверской температуры.

Но как держится наша Рита в своей 6-метровой кухоньке! Сколько достоинства и логики!

Рита хладнокровно пьет чай, а квелый лысый мужичок – вино, наливая себе сам.

Вот лысый поставил стакан:

– Ну да, стал я лысый, да. Из-за этого? Ты так и скажи.

Он смотрится в зеркало, пригнувшись.

– Я трансхаер сделаю к зиме – картинка будет, а не шевелюра! А пока… Давай пока авансом. Шевелюра у меня будет во! На всех хватит!

Рита молчит.

– Ты закрой глаза и представь: я после трансхаера… Представила? Чего молчишь? Или пока мне шапочку надеть?

– Ну, надень…

– Во – у дураков! У меня и шапочка есть для этого случая. Гляди, как у дураков мысли-то…

Уходит, копошится в прихожей, вскоре появляется – натурально в мохнатенькой шапочке.

– Ну как?

– Ховофо. Только я это… Все вавно никак…

– Ты что, заболела по-женски?

– Да.

– Гости из Грузии? Да я положительно к менструации отношусь. Вернее, мне это по барабану.

Нет, ничего нынче не обломилось красавцу. Вскоре он прощается на пороге.

– Ну, значит, может послезавтра, да? Слышь, а может шапочку прикольнее? Красная такая бейсболка сойдет? «Найк» написано…

В отличии от Риты, Юлия Петровна совсем не хочет, чтобы Поликарпов посадил ее в туалет и чтобы ее там кусала мыфка – за то, что она такая гадкая.