Василий Аксенов - Гибель Помпеи (сборник)

Они сели под вчерашней Борисовой сосной, отсмеялись и замолчали. Где-то играла музыка, подавали гудки буксиры из порта, по мосту ползла светящимся пунктиром автоколонна.

– Вообще-то в мире много таких, как мы, – сказал Борис.

– Восемнадцать тысяч девятьсот семьдесят два человека выше двухметрового роста, – сказал Валдонис. – Это по данным ЮНЕСКО. Довольно много, но ведь среди них есть и больные.

– Да, гипофиз, – сказал Борис. – Но мы с тобой, Юстас, нормальные.

– Да. Так. Мы нормальные, – согласился Валдонис. Они спустились к реке и пошли вверх по течению, увязая то в песке, то в мокрой глине. Вскоре они оказались на маленьком, совершенно пустынном пляже. Высокий берег нависал над ними своими корягами, длинными корнями сосен, тускло светился песок, мимо шли волны, ртутно поблескивая под затуманенной луной, на противоположном берегу слабо светилась цепочка огней, похоже было на какую-то набережную. Они остановились и стали смотреть на реку, на цепочку неведомых огней. Здесь, в пустоте, они не чувствовали себя гигантами, просто двумя людьми на берегу реки.

Борис махнул рукой по направлению к огням.

– Поплыли туда?

– Конечно, – тихо сказал Валдонис.

Они разделись, сложили одежду в сумки, а сумки привязали к головам. Вошли в холодную быструю воду, поплыли.

Плыли они долго и спокойно, в полной тишине, в легком тумане, плыли тихо и минорно, в легкой ностальгии, в светлой, струящейся без всплесков грусти.

Наконец они приблизились к высокой гранитной набережной и поплыли вдоль нее, пока не наткнулись на ступени, уходящие в воду. По этим ступеням они поднялись на набережную, она тоже была пустынна. Они оделись, попрыгали, чтоб согреться, попытались допрыгнуть до фонарей, но не дотянулись. Перед ними был город, небольшой и старинный. Близко к набережной подступали трех– и четырехэтажные дома, на набережную выходили узкие, слабо освещенные улицы, тихо покачивались фонари. Вокруг не было ни души. Город, казалось, спал, лишь кое-где сквозь шторы брезжили зеленые и оранжевые цветы, да где-то играла почти неразличимая музыка – кажется, торопился рояль, кажется, визжали, опаздывая, скрипки, кажется, подгонял их тромбон.

Они вступили в одну из этих узких улиц и медленно пошли по брусчатке, с удивлением озираясь, настороженно приглядываясь к странному силуэту города.

Да, это был город странной архитектуры: здесь русские купола и наличники соседствовали с японскими волнообразными крышами и с турецкими минаретами, с арабскими витыми балкончиками и готическими башнями и витражами.

Они шли довольно долго и не встретили ни одного человека, хотя музыка приближалась и можно было уже различить танго.

Наконец они увидели одного человека. Это был сапожник.

Он сидел в палатке, освещенной трепещущей свечой, и вколачивал гвозди в огромный сапог, по меньшей мере сорок шестого размера. У сапожника были седые пушистые усы.

– Эй, пацаны, чего такие мокрые? – крикнул им сапожник, раздувая усы. – Небось на реке хулиганили? Ишь, какие вымахали, а ума маловато. Так ведь недолго и на тот берег попасть. Замерзли, цуцики?

Он вылез, кряхтя, из своей палатки и оказался всего лишь сантиметров на десять ниже Бориса и Юстаса, но зато с огромным животом и с огромными, непомерно огромными руками.

Парни с изумлением смотрели на сапожника, потом оглянулись вокруг и вдруг поняли главную странность этого города: здесь все было чуть больше, чем на том берегу, и чуть выше, здесь все было подогнано под их размер, и тут их осенило, что здесь они вовсе не великаны.

Сапожник стукнул кулаком в окно и проорал:

– Эй, мать, дай пацанам горячего чаю!

Окно открылось, и благостная старушка, правда, очень большая, причитая и охая, протянула им по огромной чашке чая.

– А где это музыка играет, дедушка? – осторожно спросил Борис.

– Да вы что, с того берега, что ли? – удивился сапожник. – В центре народное гуляние. Всю ночь будут колобродить, а завтра опять. Декада веселья, чтоб ее шут побрал.

Чем громче становилась музыка, тем чаще им встречались люди этого города. Никто из встречных не обращал на них особого внимания, все были сами достаточно высоки, а были мужчины и повыше, а женщины – вровень, а самые маленькие люди этого города были, как их товарищи по баскетболу, а детишки были, как тренер Грозняк. Один раз на минуту они испугались, увидев пожилого человека ростом с Грозняка, но это был местный карлик.

Они даже не заметили, как привыкли к размерам этого города, и порции мороженого, которые они купили на площади, вовсе не показались им огромными.