Карлос Фуэнтес - Приятное общество

Неловким движением перевернула бокал. Красное вино пролилось на скатерть. Пятна на белом полотне не осталось.

Тетушка глядела на Алехандро умоляюще.

— Пожалуйста... Верь мне. Наша жестокость — это часть нашей любви.

— Вы имеете в виду, что, хоть временами и ссоритесь с тетей Сенай-дой, вы любите друг друга?

— Нет-нет! — произнесла она, откинув голову назад, словно боролась с удушьем. — Я говорю о нашей любви к тебе...

Алехандро бросился к ней на помощь:

— Что с вами, тетушка? Вам нехорошо? Вызвать врача? Ее ненавидящий взгляд остановился на нем.

— Врача? С ума сошел?! Марш в свою комнату! Живо! Ты наказан! Останешься без ужина!

— Тетушка... — Алекс пытался улыбнуться.

— Какая еще тетушка?! — крикнула она. — Я твоя мать!

Он хотел было твердо произнести: "Моя мать Лусия недавно скончалась в Париже, и я прошу уважать ее память", но решил, что не стоит. Бесполезно. И в легком смятении чувств отправился к себе, с грустью вспоминая вкус и букет — одновременно и внятный, и едва уловимый — оставшегося в бокале вина.

Что же это взбрело в голову донье Серене? Как могла она, девственная и бесплодная, вообразить себя матерью Алехандро де ла Гуардиа? Разве ей неизвестно, что он родился в Париже двадцать семь лет назад, когда сестры Эскандон уже наглухо затворились в доме на улице Рибера-де-Сан-Косме?

Прямо сюжет для романа XIX века. Он, Алехандро, рожден Сере-ной и тайно переправлен в Париж под опеку той, кого считает своей матерью — Лусии Эскандон де ла Гуардиа. Он подброшен к дверям приюта или церкви и лежит под снегом... Любой романист сойдет с ума от того, какое богатство сюжетных ходов, какое разнообразие развязок этой драматической интриги открывается перед ним... В лицее, среди прочего обязательного чтения Алехандро познакомился с чудесной книжкой Дидро под названием "Жак-фаталист", персонажи которой — Жак и его хозяин — придя на перекресток дорог, должны выбрать из множества возможностей не только направление, но и рассказ. Расставаться ли им, идти ли вместе, посетить ли монастырь, напиться ли с настоятелем, переночевать ли в гостинице...

Нечто подобное происходило сегодня вечером и с ним. Он мог извиниться перед тетками, покинуть их, снять номер в отеле, обменять "дорожные чеки" на мексиканские песо, навсегда позабыть о доме на Рибера-де-Сан-Косме и его полоумных обитательницах.

...Когда он проходил мимо гостиной, до него донеслись голоса сестер. Удивился и, нимало не смутившись, стал подслушивать.

— ...Мы должны быть благодарны, Серенита. Лусия в смертный свой час вспомнила о тебе и обо мне. Прислала нам это чудное дитя, это утешение на старости лет, милого спутника... Не отказывайся от него.

— Как мудра она оказалась! Подумать только — прислала нам покойника, чтоб составил компанию покойницам.

— Не спеши, сестрица. Он еще этого не знает.

— Она тоже не знала. Мы столько лет не общались.

— Сейчас она, должно быть, довольна...

— Там, на небесах...

— Сейчас она оттуда смотрит на нас...

— А он, глупенький, не знает, что умер.

— Не напоминай мне об этом... Нелепая гибель под колесами трамвая... В двух шагах от дома...

— Какой ужас! Совсем ребенок! Одиннадцать лет.

— Ну, успокойся, не плачь. С нами он обретет покой.

— Но ведь ему нужно с кем-то играть.

— Сама знаешь, это зависит от нас.

— Если только мы с тобой будем жить в мире.

— Опасаешься, что стану оспаривать у тебя призрак?

— От тебя всего можно ждать, глаза твои завидущие. Не сомневаюсь, что в один прекрасный вечер ты начнешь претендовать на него...

— Это у меня-то глаза завидущие?! Кто бы говорил...

— У тебя, у тебя! Ты на все пыталась лапу наложить — на любовь, на женихов, на радость материнства — все, что мне в жизни досталось, а тебе нет, тварь ты злобная!

— Замолчи, дура!

— Сама замолчи! За какие грехи послал мне тебя Господь?! Сколько лет я тащу этот воз?! Я всем пожертвовала ради тебя, чем только не поступилась, чтобы облегчить тебе бремя твоего греха!

Сенайда заплакала навзрыд.

— Каменное у тебя сердце, Серена. Будь благодарна судьбе за то, что решила скрасить долгие годы нашего с тобой одиночества обществом этого мальчика.

— Да нет его! Он не существует! — с горечью рявкнула Серена. — И он не наш!

"Это меня нет, — беззвучно сказал самому себе Алехандро де ла Гуар-диа. — Меня не существует" — и эти слова заставили его улыбнуться: сначала вымученно, а потом вполне искренне. Он едва не расхохотался.