Ричард Бах - Гипноз для Марии

Когда все аэропорты впереди закроются из-за грозы, решил он, сяду в последнем, который будет открыт, пережду на земле, пока гроза не уйдет. Пора.

За десять миль до Кросс-Сити он увидел грозу, черную как полночь.

Успеешь, если поторопишься.

Газ на полную, самолетик опустил нос и понесся вниз со скоростью 190.

Он сказал вслух без улыбки: «Мое высшее „я“ на этот раз чуть меня не подвело…»

Через восемьдесят секунд он увидел взлетно-посадочную полосу Кросс-Сити и грохочущую раскатами грома стену дождя, которая, словно тысячефутовая приливная волна, надвигалась с запада. Внизу в темноте сверкали и ветвились молнии.

– Трафик Кросс-Сити как слышно Бич три четыре Чарли полтора километра северо-восток.

Прием – полоса два один Кросс-Сити трафик разрешаю.

Разрешают. Будто есть сейчас хоть какой-то трафик на посадку. Только сумасшедший в такое время может играть с бурей на грани фола.

«О-хо-хо… – подумал он. – Это я, Джеймс Форбс».

Т-34 ринулся вниз к полосе на скорости около 200 узлов.

Газ на холостые, нос приподнять, довернуть на ветер, убрать лишнюю скорость небольшим набором высоты, шасси, закрылки выпустить, теперь нос вниз, крутой финальный разворот… полоса внизу ходит ходуном, ловя его, чтобы встретить, серая от ливня.

Через несколько секунд после того, как индикаторы подтвердили выпуск шасси, шины брызнули по мокрой бетонке.

А еще через минуту, руля [16] Руление (рулежка) – термин, обозначающий передвижение воздушного судна по земле. – Прим. ред. к ангару, Джейми стал похож на золотую рыбку в прозрачном воздушном аквариуме. Потоки с ревом барабанили по стеклу так, что он не слышал, затих ли двигатель. Лопасти еще вращались, дальше винта не видать ни зги.

Он затормозил на рулежной дорожке, не обращая внимания на бурный водопад, аккуратно сложил карту; молния ударила где-то совсем рядом, от грохота грома самолет подпрыгнул на колесах.

На полях карты, печатными буквами:

Я глубоко благодарен моему высшему «я» за родительскую заботу и руководство в моем путешествии.

В безопасности среди разбушевавшейся стихии он впервые обратил внимание на слово «родительская».

Из-за съезда коннозаводчиков Юго-Востока в соседнем Гейнсвилле свободных мест в мотелях Кросс-Сити не было. Все служащие отелей были вежливы ( Люди всегда так же добры ко мне, как я к ним), но все говорили, что мест нет – ни обычного номера, ни апартаментов, ни чулана, ни собачей конуры – и не будет до понедельника.

Он решил, что переночует, расстелив свое походное одеяло под крылом самолета, молясь, чтобы было сухо, и о южном ветре поутру.

С сухой погодой почему-то не материализовалось, зато с москитами – вполне. Не успело стемнеть, как они вынудили его отказаться от мысли ночевать под крылом. Он сбежал в кабину, закрыл фонарь от этих кровопийц поплотнее и устроился на заднем сиденье слева, вытянулся, насколько это было возможно, упираясь ногами в нишу педали руля направления.

Чтобы скоротать время, стал с ручным фонариком читать «Руководство пилота Бич Т-34», двести четырнадцать страниц захватывающего текста с фотографиями. Успел прочитать тридцать три страницы, пока свет не потускнел и батарейки не сдохли окончательно.

Один, тесно, жарко, влажно, темно; десять часов до рассвета. Ты это имел в виду, когда принимал установку изменить мир вокруг тебя?

Ты не давал установку на удобную постель каждую ночь , сказал кто-то. Ты давал установку на другой мир, – мир, который был бы, по-твоему, настоящим. Получи. Если не хотел трудностей, надо было так и сказать. Если не хотел неудобств, надо было это уточнить.

Он подумал, не поискать ли запасные батарейки для фонарика и не добавить ли к списку установок «Я не буду испытывать неудобств». Один, в жаре, в тесноте, взмокнув и почти задыхаясь в закрытой кабине, он улыбнулся при мысли об изменении списка установок самогипноза.

У Меня Всегда Будет Полно Прекрасной Еды, и, кстати, Я Всегда Буду Спать По Утрам, Сколько Хочу, Мне Никогда Не Нужно Будет Выносить Мусор и Оплачивать Счета.

Тот, кто расположился бы на ночевку поблизости, услышал бы в ночи, как он смеется.

Он почти запомнил сон, но не совсем. За час до восхода пилот заснул. Он снова ходил в школу, во всяком случае, он был в пустом помещении, уставленном классными досками.

На досках были тысячи слов, но все затертые, ряд за рядом следы стертых, написанных мелом слов. Прежде чем проснуться, он увидел одну доску, с одним словом, но не написанным мелом, а высеченным в камне: ЖИЗНЬ.