Андрей Хаас - Ярость

В телефонной трубке что-то клацнуло, и заспанный женский голос надменно поинтересовался, кто звонит в такую рань.

– Андрей Андреевич Горский, доктор наук, искусствовед, – ласково сообщил Горский своей неизвестной собеседнице.

На другом конце телефонной линии послышалось трусливое «ой», и уже через секунду участник «Global Tool» Илья Ведищев застенчиво извинялся за подругу.

– Двенадцать часов дня, а вы еще спите, – прохладным голосом пожурил его Горский. – У нас непредвиденные изменения. Срочно вызывайте грузовик и везите «Ложку» со всей механикой в Манеж. Нет денег? Пусть водитель ждет, я расплачусь! Только сразу начинайте монтировать! Собирайте прямо на пандусе у главного входа. Я прибуду к пяти, в шесть открытие для прессы, собери всю группу и будьте готовы.

Горский положил трубку и задумчиво уставился в окно.

– Теперь мне все ясно.

– Что ты имеешь в виду, Андрей?

– Дольф так темнит и суетится, потому что хочет показать этой американской ведьме только своих художников.

– Ты лучше скажи, что нам сейчас делать?

– Нужно действовать!

Дверь кабинета приоткрылась, и внутрь заглянула Анжела – личная секретарша Геймана.

– Я занят! – рявкнул директор.

Анжела распахнула дверь настежь и посторонилась.

– Ну здравствуй, – насмешливо поприветствовал Зиновия Тропинин. – Добрый день, Андрей. Вот и мы. Как у вас тут прохладно, а на улице жуткая духота.

Следом за Виктором в кабинет вошел Дольф. Гейман и Горский пожали руки гостям и заговорщицки переглянулись.

– Рассаживайтесь, – по-хозяйски пригласил всех Тропинин.

Все как по команде придвинули стулья.

Дольф эффектно раскрыл портфель и выложил на стол увесистый каталог «Арт-Манежа».

– Только что из типографии, допечатывали ночью, – с торжествующей улыбкой сообщил он Тропинину.

Пролистав нарядную книгу, Виктор быстро нашел нужные страницы, внимательно изучил иллюстрации и недовольно поморщился.

– Если не ошибаюсь, за основу взят один из последних фрагментов «Картины Жизни»?

– Да, сюжет с «Ночным демоном». Мы скомпоновали его с другими разрозненными частями, в общем, подобрали эту десятку довольно цельно.

– Не годится, – огорошил Виктор присутствующих.

– Вот те раз! – удивился Горский.

Зиновий изумленно выпучил глаза, а побледневший Дольф прошептал упавшим голосом:

– Как не годится?

– Слишком вяло! – весело ответил Виктор. – Скучновато, не вставляет! Цветы, луна, голая негритянка, березки…

Дольф смертельно побледнел.

Тропинин встал из-за стола и, взглянув на свой золотой хронометр, прошелся по кабинету. Голос его утратил демократическую мягкость и требовательно зазвенел:

– Нам нужен мощный резонанс, что-то другое, более эпатирующее и запоминающееся. Нужна насмешка над обществом, скандал! И не следует этого бояться! Близнецы уже переросли соревновательный возраст и не обязаны нравиться трусливым покупателям. Сегодня все захотят увидеть финал проекта! Мы просто обязаны показать нечто шокирующее. Публика всегда лучше запоминает тот бой, который закончился нокаутом. А с таким детсадовским и беззубым сюжетом мы его неубедительно размажем. К черту «Демона»! Поступим так: негритоску оставим на потом и срочно вытащим какую-нибудь другую картину. У Близнецов должно быть что-то порочное и неприличное. Ведь было? Вспоминайте! Переройте все их ранние работы! Переверните все вверх дном, но найдите что-нибудь скандальное! Мне нужно, чтобы пресса выла от ярости!

В кабинете воцарилась тишина.

– Может, взять тот кусочек, где дети подсматривают за мамой в туалете? – предложил Горский.

– Продан! – зло буркнул Дольф.

– А летчики с фотоаппаратом?

– Не то.

– Фрагмент с тонущей подлодкой и Посейдоном?

– Продано!

– Японскую Снегурочку?

– Послушайте! – воскликнул Виктор. – А где ранний фрагмент с Красной площадью? Помните? Мы же его так никогда и не показывали.

Дольф болезненно поморщился, Зиновий запнулся на полуслове, и только Горский как ни в чем не бывало ответил:

– Он у нас в галерее. Если честно, мне он тоже очень нравится: думаю, это их лучшая работа…

– Едем. Нужно посмотреть.

>

Когда рабочие внесли в галерею шесть холстов и расставили вдоль стенки, ЧТО принялся размышлять вслух:

– Н-да, я даже забыл, как они выглядят, впрочем, времени на маневр уже не остается, да и выбирать особо не из чего. Хорошо, хоть это нашлось. Подойдет. В общем и целом – современно и глубоко асоциально, можно сказать, даже гадко. Добавьте справа и слева еще по два холста какой-нибудь лирики и срочно везите в Манеж.