Уильям Голдинг - Бумажные людишки

Утро субботы оказалось не столь замечательным. Да нет, отбросим эту британскую сдержанность. Утро субботы было отвратительно. Струна во мне настолько напряглась, что мне казалось, будто все остальные в отеле — там были еще три постояльца, но я решил их игнорировать — могут предчувствовать мое появление. Тем не менее я помню, как спрашивал племянника управляющего — черт, он же и был управляющим, — могу ли я воспользоваться его пишущей машинкой, будто ее нельзя было купить в Вайсвальде. Я отпечатал тщательно продуманный документ. И положил на свой отполированный стол. Там он смотрелся очень импозантно, и его созерцание помогало убить время, поэтому я сидел спиной к балкону, закрыв верхнюю часть лица темными очками, и время от времени прикладывался к новой бутылке «доля», но не слишком — мне нужно было оставаться трезвым.

Стук в дверь раздался на исходе дня. Стук был негромкий. Я намеренно оставил дверь незапертой, чтобы никто не видел, как я оказываю ему любезность.

— Войдите.

Да, это был тот самый Рик, которого я не вспоминал, но он всегда был со мной. Он заходил осторожно, едва не задевая головой притолоку, такой же большой, но в чем-то иной. Может, грудь у него немного усохла. Он стоял в дверях, жмурясь от яркого света. Затем внимательно пригляделся к комнате, словно подозревал засаду. Наконец, перевел взгляд на меня.

— Это действительно вы, Уилф?

— Ну.

Он ощерился, обнажив множество американских зубов.

— Надеюсь, вы успели акклиматизироваться, Уилфрид… сэр?

— Угу.

Он увидел бумагу. Бог свидетель, глаза у него расширились еще больше, чем рот. Можно было подумать, что у него вообще нет век, если бы — ах, эта наблюдательность рассказчика! — из них не торчали длинные ресницы. Прямо красавчик этот старина Рик.

— Это правда, Уилф, я вижу вашу подпись?

— Ага.

Его глазам уже некуда было расширяться, поэтому они слегка выкатились. Я кивнул.

— Присмотрись-ка, сынок. Будем разговаривать лицом к лицу. Я не намерен избегать тебя, как на Навоне.

Глаза закатились обратно. Я видел, как углубились морщины у него на лбу — там, где они были видны. Я вам рассказывал о его волосах? Нет. Так вот, профессор Р. Л. Таккер остриг космы и сделал прическу в стиле афро. Именно так. Волосы теперь курчавились и стали гораздо реже, чем прежде; и я заметил еще кое-какие изменения, доступные лишь взгляду опытного наблюдателя, например, в одежде. Белые брюки были расклешены внизу, клинья с блестками. Меня так занимали метаморфозы с его глазами, что я не обращал внимания на остальное, а тут вдруг заметил, что из рубашки внизу вырезан изрядный кусок, так что был бы виден пуп, если бы его не скрывали заросли, подлесок, рощи таккеровских волос. Конечно, если у вас волосатая грудь, зачем это скрывать? Пускай все видят. Тем не менее его экстравагантное одеяние вынудило меня отказаться от усредненной англоязычности в пользу родного британского варианта.

— Почему бы вам не сесть, профессор?

Он опустился на стул напротив меня. Послышался жалобный треск.

— Как Рим, профессор?

— Вы меня называли Риком, Уилф, сэр. Когда это было?

— Полноте вам! Сразу после того, как я уехал отсюда сто лет назад, вы последовали за мной в Рим. Это было разумно. И удачно, разумеется.

Но Рик не слушал. Он так уперся взглядом в бумагу на полированном столе, будто она могла в любой момент улететь. Для упрощения процесса я убрал ее.

— Нет абсолютно никаких оснований делать это, Уилф, сэр. Уверяю вас.

— Как это вы научились так говорить, Рик? Не иначе, годы в Англии не прошли даром.

— А как вы научились так говорить, Уилф? Я имею в виду тон. Он огрубел.

— Не будем беспокоиться о географии, Рик. Просто расскажите ради интереса, что вы делали тогда в Эворе.

Он заморгал. Глаза уже не так сильно выкатывались.

— Где это — Эвора, Уилф?

— Будьте мужчиной, Рик. Я просто хотел узнать, что вы там делали. Ладно, вижу, вы решили не давать показаний без адвоката, и, в конце концов, почему бы и нет? Пока что вам будет интересно узнать, что я акклиматировался. Я дважды возвращался в то место. Вы же знали, разве нет? Я висел в тумане на волосок от смерти, перепуганный до ужаса, а в метре подо мной был здоровенный луг, альп, как здесь говорят. Если бы я не удержался, я бы прокатился этот метр, а чтобы падать дальше, мне нужно было пересечь луг и броситься с другого конца. Только не мотайте головой. Вы знали. За день до того вы ходили на разведку и привели меня в то место — о да, конечно, обвал вы не подстраивали, но для вас это было колоссальным везением — туман, камни сломали перила, а я на них оперся! Вы очень находчивы, профессор, надо отдать вам должное, вы облапошили меня, вы мерзавец, Рик…