— Блеск, — оценил я. — Кстати, у меня имеется вот такая любопытная книжица. — Я извлек с полки «Задачник по истории России» С. Г. Смирнова. — Тут в конце, на странице 199 приводится табель оценок успеваемости в Академии Генерального штаба (1880 г.) Читаю:
«Ученик знает некоторые отрывки из преподанной науки, но и те присвоил себе одной памятью. Он не проник в ее основание и связь частей, составляющих полное целое. Посредственность сия, может быть, происходит от некоторой слабости природных способностей. Отличные дарования при легкомыслии и празднолюбии влекут за собой те же последствия. Успехи посредственные, оценка „два“».
— Какая еще «слабость природных способностей»! — завопил Иван. — И вообще у меня по истории «пять»!
— Тогда расскажи, на основе того, что вы учили в школе, как в Египте появилось столь мощное развитое сельское хозяйство — каналы, запасающие воду во время разливов Нила, высокая культура обработки земли…. Я уж не говорю про такое сложное строительство, как возведение пирамид.
— Ну… а в чем проблема? Люди постепенно научились обрабатывать землю… Это естественно.
— Для цивилизованного человека может и естественно. А как первобытный мог догадаться, что если определенным образом обработать землю, потом бросить в нее зерно, сложным образом ухаживать за всходами, то через полгода (!), в течение которых нужно как-то добывать другую пищу, чтобы не умереть с голода… Словом, что после сложных процедур и длительного времени он получит что-то нужное?
— Не вполне тебя понимаю…
— Скажу иначе. История древнего Египта написана так, словно там изначально существовала высокая земледельческая культура. Но она не возникает на пустом месте — должны быть какие-то пробы, постепенная отработка технологий выращивания… Ничего этого нет. Историки, разумеется, замечали эту логическую дыру в своих построениях. И отодвигали начало египетской истории в более глубокую древность. Но это давало ответа на поставленный вопрос. Тогда снова отодвигали в древность, образуя дурную бесконечность. Отчасти по этой причине и возникло огромное количество датировок правления первого фараона Менеса. Мы это уже рассмотрели.
Я остановился, потому что почувствовал, что Иван более меня не слушает. Печален сидел он у окна и глядел вниз. На кроны деревьев, под которыми гуляли люди, сверкали лаком припаркованные машины. Оттуда доносились голоса, детский смех, стуканье мяча об асфальт.
— Что загрустил? — спросил я, усаживаясь рядом.
— Обидно.
— Почему?
— Вот так живешь, стараешься, учишь… Думаешь, что уже знаешь о мире что-то важное. Надежное… А ты все разрушил.
— Ну, что значит разрушил? — пробормотал я. (Вот черт, осел дипломированный, увлекся, понимаешь, умствованиями, а у человека картина мира рухнула. Процесс не простой и крайне болезненный. Одно дело знать, что ты стоишь на каком-то твердом основании и четко осознаешь себя в мире, а мир в себе. И вдруг обнаруживаешь, что все вокруг фикция, и ты, лишившись опоры, барахтаешься в пустоте, безнадежно пытаясь ухватиться хоть за что-то привычное…) — И вовсе не все я разрушил, — бормотал я, лихорадочно соображая как поправить положение. — Так, несколько ложных представлений…
— Все! — трагически произнес Иван. — Просто ты не все еще успел высказать.
— Но, видишь ли, — я мучительно подбирал слова, стараясь не суетиться в мыслях, — когда мы отказываемся от ложных представлений, то получаем возможность увидеть реальную картину мира. Уверяю тебя, это дорогого стоит.
— О, конечно! Узнать, что Библия написана в 15-м веке, что римской империи не существовало, что не было никаких Пелопонесских войн, Афин, Спарты, подвига царя Леонида в Фермопильском ущелье…
— Ну-ну, не горячись. Подвиг — это такая вещь, что живет в веках. Несмотря ни на что. 300 спартанцев погибли, защищая Родину, но не сдались. И пусть это произошло не в то время и не в том месте, которые указаны в учебнике, величие их духа от этого не становится меньше. И может наш долг в том и состоит, чтобы понять, оценить…
— Я очень люблю царя Леонида, — смущенно признался Иван, поднимая на меня влажный взгляд. — В детстве у меня был фильм «300 спартанцев»…
— Мне тоже спартанцы глубоко симпатичны, — обрадовался я. (Все-таки счастье, что детская психика так пластична. Помнится, когда мне один восточный мудрец поломал картину мира, я бился в истерике почти трое суток). — Но подвиги совершают не только воины.
Читать дальше