— Хозяин! И то и другое — уж чересчур для меня хорошо, я не знаю, что и ответить.
— Вот потому я и подготовлю все сам. Но раз на словах мы договорились, у меня тяжесть с плеч упала. Попрошу тебя, ты уж прости: позвонишь массажисту, ладно? А я теперь в баню.
Со старым полотенцем в руке, Годзан отправился в баню, не взглянув больше на ошеломленную Комаё.
Комаё позвонила по телефону, а потом решила добавить углей в жаровню и тихо присела перед буддийским алтарем. Нежданно в груди её нахлынула то ли радость, то ли печаль, и, закрыв лицо рукавами, она какое-то время продолжала сидеть недвижно.
NAGAI KAFU
UDEKURABE
Copyright © Hisamitsu Nogai 1917
This book is selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP) run by the Japanese Literature Publishing and Promotion Center (J-Lit Center) on behalf of the Agency for Cultural Affairs of Japan.
Японский писатель Нагаи Кафу умер на восьмидесятом году жизни от прободения язвы желудка у себя дома, в пригороде Токио, 30 апреля 1959 года. Старого писателя обнаружила приходящая прислуга, он жил совсем один. На столе его лежал дневник, и последняя запись была сделана накануне: «29 апреля, выходной день, облачно». Этот дневник под символическим, похожим на ребус названием «Дантётэй нитидзё» [47] Название Дантётэй («тэй» — значит «дом») было прежде всего именем дома, в котором Кафу жил в 1916–1920 гг., как раз во время работы над повестью «Соперницы». По старинной китайской и японской традиции имя дома являлось также псевдонимом проживавшего в доме поэта или художника. Дантё — это и сокращение от «дантёка» (цветок бегонии), это и принятый в китайской поэзии образ «разбитого сердца», это и медицинский термин «диспепсия».
(один из вариантов перевода «Будни язвенника») Кафу начал писать 16 сентября 1917 года и вел больше сорока лет. В дни страшных бомбардировок Токио в 1945 году Кафу всегда носил дневник с собой в маленьком чемоданчике вместе с другими неопубликованными рукописями.
Кафу как будто бы предчувствовал, что его «Крашенная масляной краской обитель чудака», двухэтажный островок Европы в центре Токио, сгорит дотла. Вместе с домом погибла бесценная коллекция книг, рукописей и старых японских гравюр.
После войны писатель пережил настоящий бум популярности, его печатали, читали, обсуждали — как раз потому, почему начиная с 20-х годов он был в тени.
Кафу не мог принять агрессивного милитаризма и шовинизма, царивших в Японии предвоенных и военных лет. Он никогда не выступал против государственной политики открыто, да власти этого и не допустили бы, но он по-своему протестовал против подавления свободы личности, превратившись в «городского отшельника». В ответ на то, что цензура запрещала и калечила его тексты, он надолго замолчал, писал лишь дневники — и ни строчки в поддержку милитаристской пропаганды. Но прежде чем в 1921 году Нагаи Кафу объявил о своем уходе с литературной сцены, он пережил годы успеха, когда ему довелось быть одним из духовных лидеров своего поколения. Кафу профессорствовал в университете Кэйо, издавал литературные журналы, много печатался. Как раз на рубеже двух этапов в жизни писателя — самого яркого десятилетия литературной карьеры и последовавшего затем долгого периода работы преимущественно «в стол» — сорокалетним Кафу была написана повесть «Соперницы», перевод которой помещен в этой книге.
Из упомянутого выше дневника «Будни язвенника» мы знаем, что отдельное издание повести «Соперницы» Кафу закончил готовить к печати 13 ноября 1917 года. До этого повесть с августа 1916 года по октябрь 1917 года публиковалась в журнале «Буммэй» (в переводе — «Цивилизация»).
Повесть, законченная японским писателем той самой осенью 1917 года, которая так много значила для России, далека от политики, как мировой, так и японской. Если имена влиятельных политиков своего времени и упоминаются в ней, то исключительно в связи с их мужскими успехами в мире гейш. Ведь повесть посвящена именно гейшам, и буквальное её название «Удэ курабэ» («Кто сильнее?») может быть истолковано как метафора извечной войны полов и ревнивого соперничества женщин-артисток, то есть гейш, за успех у мужчин и у публики.
«Соперницы» — это, пожалуй, самое яркое во всей японской литературе описание быта гейш «эпохи электричества и телефонов». Нагаи Кафу дает почти документальный социологический очерк характеров и нравов токийского района Симбаси, ставшего в начале XX века главным местом обитания этих певиц, музыкантш, танцовщиц, которые развлекали во время банкетов и неофициальных встреч политическую и деловую элиту страны.
Читать дальше