— Благодарю, вполне… Из той особы вышла гейша хоть куда!
— Что за представление вы с ней устроили! Просто так вас сегодня не отпущу, расскажете… — засмеялась Комаё.
На самом-то деле Комаё только накануне вечером познакомилась с Ямаи, но поскольку его привел братец Сэгава, она выказывала к нему едва ли не чрезмерную благосклонность и расточала любезности. Для Комаё неважно было, кто перед ней. Если она видела, что это человек близкий к Сэгаве, то изо всех сил старалась проявить любезность, показывая, что ради Сэгавы она готова душу отдать. Она старалась постепенно привлечь сочувствие окружающих, и тогда, как бы далее ни сложились её отношения с Сэгавой, люди не ожидали бы от него ничего иного, кроме женитьбы. Как только Комаё услышала, что Ямаи литератор, она сразу решила, что он мог бы быть полезен ей в качестве союзника больше, чем кто-либо, и, пожалуй, вечер-другой она возьмет на себя труд по крайней мере не дать ему скучать. Комаё была гейшей и жизнь знала плохо, а её собственная логика подсказывала, что, подобно тому как адвокаты специализируются на законах, писатели, поскольку они во всех тонкостях описывают любовь, как раз и являются теми людьми, к которым надо обращаться за помощью в любовных перипетиях.
— По правде говоря, я ведь хотел рассказать Сэгаве про вчерашнюю гейшу… — пояснял Ямаи, а сам тем временем спускался вместе с Комаё в закулисные коридоры.
Пройдя через помещения под сценой, местами тускло освещенные газовыми светильниками, они вышли к гримерным, здесь премьерная сутолока особенно чувствовалась. Комаё и Ханаскэ схватились за руки, потому что по лестницам в спешке сновали вверх и вниз служители в черном и мужчины с завернутыми и заткнутыми за пояс подолами кимоно. Слева по коридору над раздвижной дверью висела деревянная табличка с надписью: «Сэгава Исси», туда и зашли Комаё с Ханаскэ. В небольшой прихожей размером в три татами, пол которой был частично застелен досками, слуга Цунакити кипятил воду над вделанным в углу земляным очагом. В благодарность за то, что Комаё всегда его одаривала, он при виде её сразу поднялся и прошел в соседнее помещение, чтобы приготовить на полу подушки и усадить гостей.
В кимоно из саржи, подхваченном узким, без проклейки, поясом, Сэгава сидел, скрестив ноги, на толстой подушке из пунцового узорчатого шелка и разводил водой белила перед туалетным столиком красного лака. Увидев в зеркале отражение тех, кто вошел, он прежде всего приветствовал Ямаи:
— Благодарю за вчерашний вечер.
Затем он тактично проявил внимание к Ханаскэ и пригласил её сесть.
— Хана-тян, присядь, пожалуйста! — Комаё придвинула к Ханаскэ подушку, а сама нарочно села в сторонке и принесенный Цунакити чай первым делом предложила Ямаи — во всяком пустяке она старалась вести себя как жена актера.
Вытирая полотенцем кончики пальцев, которыми только что растирал белила, Сэгава обратился к Ямаи:
— Что вы вчера делали после моего ухода? Вы там заночевали?
— Нет, вернуться-то я вернулся… Но было уже три часа ночи, — с усмешкой отвечал Ямаи.
— Неужели правда? Подозрительно как-то…
— Да-да, братец, верно! Судя по тому, что мы видели, такая особа наверняка не отпустила господина Ямаи, правда ведь?
— Я надеюсь, что могу не просить извинения, — Ямаи засмеялся, — но она все-таки была странная особа! Удивительные иногда бывают гейши в Симбаси, верно? Ведь она так и не догадалась, что вы актер, Сэгава-сан!
— Как? — Комаё широко раскрыла глаза от искреннего изумления.
— Ну, ладно… — Сэгава положил на жаровню вынутую изо рта сигарету и, сбросив с плеч кимоно, как ни в чем не бывало, принялся обеими руками наносить жидкие белила на лицо и шею.
Присутствующие невольно прекратили разговор и наблюдали за ним в зеркало, причем Комаё смотрела во все глаза, целиком отдавшись этому занятию.
— Ямаи-сан, нужно непременно опять куда-нибудь сходить развлечься. — С этими словами Сэгава быстро нарисовал брови и подкрасил губы.
Слуга Цунакити, который уже приготовил костюм и мелкий реквизит, только и ожидал, когда Сэгава поднимется с места. Он тут же облачил актера в красивый наряд камисимо из шаровар и куртки с вышитыми золотой нитью гербами в виде раскрывшихся цветков колокольчиков. [36] Стилизованные цветки колокольчика были гербом самурайского рода Акэти, к которому принадлежит персонаж актера Сэгавы.
Мастер по прическам хлопотал у него за спиной, прилаживая парик с большим узлом на макушке и челкой. Через мгновение Сэгава превратился в красавца юношу, какого едва ли встретишь даже на старинных цветных гравюрах. Если бы вокруг не было людей, Комаё хотела бы нежно к нему прильнуть, отведя себе роль девушки Хацугику. [37] Возлюбленная Акэти Дзюдзиро, роль которого исполняет Сэгава.
Она отчаянно сдерживалась, хотя на самом деле трепетала от вожделения и никак не могла оторвать от него взгляда. Теперь он предстал не в образе актера, исполняющего женские роли, каким она знала его до сих пор, а в образе безупречно прекрасного юноши. Влюбленной женщине, увидевшей, что милый на самом деле еще милее, красота его казалась неописуемой. Комаё невольно украдкой вздохнула, ощутив, что страсть разгорелась в ней с новой силой, она даже досадовала на себя за это. Сэгава же не обращал на неё ни малейшего внимания.
Читать дальше