Евгений Немец - Кокон

Я вздохнул полной грудью, и понял, что мне просто необходимо выпить, так что достал телефон и набрал номер Лёни Михайлова. Раз алкоголь уже был, я не видел смысла отказывать себе в вечеринке. Оказалось, что, невзирая на мои планы и желания, Лёня с Алёнкой и сами собирались меня навестить, потому что, видите ли, в отличие от меня, помнили дни рождения своих друзей. Так что в тот вечер они пришли ко мне, да ещё и не сами, а с подарком. Этот подарок имел четыре лапы, хвост, висячие уши и мокрый нос. Маленькая двухмесячная такса мужского пола. Невозможно представить более чудовищный подарок. Я смотрел на собаку со страхом, не имея ни малейшего представления, что мне с ней делать, и попеременно то орал на друзей, то умолял отнести пса туда, где они его взяли. Но изверги-друзья были неумолимы, они довольно улыбались, пили виски и отпускали в мой адрес шуточки, типа вот теперь я стал полноценным семьянином, так как у меня появился четвероногий отпрыск. А «отпрыск» сжался бубликом на выделенном ему полотенце и тоже смотрел на меня с ужасом, очевидно понимая, что я не самый лучший родитель.

Следующие две недели были адом. Пес срал и ссал где хотел, на улицу выводить его было пока нельзя, требовалось дождаться трехмесячного возраста и сделать прививки, грыз обои, мебель, обувь и книги, постоянно скулил, ворчал, а иногда и тявкал. В общем, с раннего утра и до глубокой ночи собака делала все, чтобы отравить мне жизнь. Но каждый вечер щенок усаживался у меня под ногами, и смотрел так жалостливо, что я не выдерживал и брал его на руки, а он тут же сворачивался калачиком и беззаботно засыпал. И я, проклиная себя за сентиментальность, прощал ему все. Вот так мы и жили.

Мои ученики скоро прознали о собаке.

— Как вы его назвали?

— Ларион Васильевич. Но теперь я понимаю, что правильнее было бы назвать его Лаврентий Палыч.

— А почему правильнее Лаврентий Палыч?

— Историю учите, идиоты.

— Чем вы его кормите?

— Цианистым калием, но пока безрезультатно. Ещё пивом, подрастет, начну давать коньяк. Будем бухать с ним на пару, хоть какая-то польза от собаки будет.

Выяснилось, что у Светы Прокопчук, тихой незаметной девочки с вечно удивленными глазами, тоже есть собака-такса, только девочка. Я тут же назначил Свету своим личным консультантом по собачьим вопросам, и надо признаться, в воспитании Лариона она мне здорово помогла.

Со всеми этими заботами я как-то перестал обращать внимание на Лену-биологичку, и даже об Алёне думал не часто. После работы я торопился домой, желая выяснить, какой ущерб нанесло моей квартире стихийное бедствие по имени Ларион. Но однажды я задержался после уроков, потому что требовалось хоть изредка заполнять все эти проклятые журналы да отчеты, а когда покончил с бумагами и двинулся по давно опустевшему коридору на выход, заметил, что дверь в кабинет биологии приоткрыта. Лена сидела за столом, спрятав лицо в ладони, и беззвучно плакала, я определил это по вздрагивающим плечикам, и несчастью в самой позе.

— Ты чего ревешь? — нежно спросил я. — Потеряла невинность и нигде не можешь найти?

Лена оглянулась, глаза её были полны слез, а кончик носика покраснел, долго печально на меня смотрела, потом тихо и грустно выдохнула:

— Пошёл вон.

— Я тебе помощь предлагаю, а ты меня гонишь, — обиделся я. — Но я все равно добрый. Иди, я тебя утешу, — я развел руки для объятия.

— Грек, уходи, — все так же печально отозвалась Лена и снова спрятала лицо в ладони.

Я пожал плечами, и в самом деле ушёл, мне надо было торопиться к собаке. Но на следующий день, едва начался урок в одиннадцатом «Б», я, мрачно обведя взором класс, рявкнул:

— Прекратите доводить Елену Владимировну! Иначе я назначу виновных и поломаю им ноги!

Ирка-оторва хитро улыбнулась и как бы невзначай осведомилась:

— А почему?

— Что почему?

— Почему вы её защищаете?

— Потому что я с ней сплю! — ляпнул я и тут же понял, какую глупость сморозил, но стушеваться себе не позволил, добавил с нажимом. — А мне в постели страсть нужна, а не сопли со слезами!

Класс, разумеется, возбужденно загалдел, захихикал, зафыркал, впитывая такую сногсшибательную новость, а я принялся лихорадочно соображать, к каким последствиям приведет мое заявление, и ничего хорошего в этих последствиях не видел.

— А кого ещё нельзя доводить? — невинно спросила Ирка, нахально улыбаясь во все зубы.

— Алёну Игоревну, — на автомате отозвался я, все ещё представляя себе искаженное в бешенстве личико Лены-биологички.