Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

LA VEUVE CLICOT!

ДО СЧАСТИЕ НИДАЛИКО!

Вот суки, подумал Кеша горестно. Испортить такой оргазм… И потом, опять с локализацией обосрались.

Поп-ап начал наконец растворяться — на нем остались только слова «La Veuve Clicot» и прайс-тэг с ценами: «разовое администрирование» и «недельный цикл» со скидкой. Теперь главное было случайно не кивнуть, и Кеша замер, как питон в джунглях.

Говорили, по сговору с продавцами техническая служба специально так настраивает датчики шейного клика, что они распознают мельчайшее движение шеи как кивок, достаточный для покупки. Хорошо хоть, много sharing points за один кивок не потратишь. Все дешевое и доступное. Потому что не настоящее.

По трансформации синей гофрированной юбки в белое платье Кеша понял, что закрытая поп-апом сестричка опять превратилась в Мэрилин. Супружеский долг был исполнен. Стены спальни на миг размазались, превратившись в звездный колодец — и Кеша вынырнул на своем фейстопе.

Мэрилин стояла на прежнем месте. И сердце над ее головой горело по-прежнему: старушка была готова на большее. Однако какая ненасытная…

Кеша поглядел на фонтан. Сестричка уже сидела на его краю и, как всегда, дулась. Кажется, на ее глазах даже набухли слезы. Ничего, ничего, похнычь от счастья. Don’t try to break my heart, young miss. The more you cry the less you piss [9] Веди себя, милая, тихо, как мышь. // Побольше поплачешь, поменьше поссышь. — Примеч. авт. .

Кешино подсознание проявляло себя причудливым образом — на сестричке всегда оставались синяки, ссадины и царапины. Обязательно рвалась какая-нибудь деталь ее матросского костюмчика — то юбка, то блузка с отложным воротником. Но на следующий день костюмчик опять приходил в норму, словно у сестренки где-то была стиснутая нуждой, но не потерявшая представлений о приличиях японская семья, каждый вечер трогательно готовившая ее к новому выходу в большой злой мир. Где ждал Кеша.

Хоть Кеша был уже на фейстопе, реклама шампанского, теперь совсем прозрачная, все еще висела перед глазами. И опять — дословный и до обидного неаккуратный перевод. Ну кому хочется, чтобы шампанское «администрировали»? Его должны наливать в бокал. Или хотя бы делать вид, что наливают…

Впрочем, за отдельную плату устроят. Но это будет такое же точно вранье. Шампанское сегодня — гипнопродукт, кисло-сладкая пузырящаяся щекотка в горле, длящаяся пару-тройку секунд и вновь оставляющая потребителя наедине со своим ужасом. И хоть это гарантированно та самая кислая сладость, которая раньше разносилась официантами в пузатых бутылках, чего-то самого главного в переживании все равно не хватает. Хотя бы, например, возможности взять бутылку за горлышко и дать ею кому-нибудь по башке.

Нет, такой оргазм испортить…

Кеша горестно уронил голову, и тут же в горле у него сладко запузырилось.

Оказывается, табло с ценами на шампанское еще не успело полностью погаснуть — и значит, по закону могло реагировать на шейный клик. К счастью, этим кивком он купил только одну дозу. Ничего страшного.

Да и можно себе позволить, в конце концов — после такого счастья. Ну или такого облома. Один раз живем. Главное не думать теперь дурного, а то система и вообще подпишет на anger managment.

Как всегда после мыслепреступления, на Кешу накатился ледяной вал страха. Но Кеша считал себя опытным пловцом и привык нырять сквозь такие волны. Он понимал, что рискует. Но, с чисто математической точки зрения, риск был не так уж и велик.

Он ни на миг не забывал, что вся его внутренняя жизнь просматривается через целую кучу приложений. Он был открыт для внешнего наблюдения полностью и всегда. Но он умел прятаться в собственной тени. Он знал, какие мысли шэрятся, а какие нет.

Если бы у ментальных конструкций имелись форма, размер и вес, можно было бы сказать, что шэрится только тяжелое, длинное, плотное и медленное. А короткое, полупрозрачное и быстрое — нет. Поэтому все его мысли и переживания, отмеченные печатью греха, были невесомо-точными, прозрачно-легкими и безошибочно-быстрыми — как подрабатывающие киллерами ангелочки. Они походили на истребители-невидимки, влетающие ненадолго в радарную зону неприятеля, чтобы безнаказно унестись из нее после нескольких фигур низшего пилотажа.

Но хоть эти легкие и неуловимые для системы мысли и не шэрились стандартными приложениями, не существовало гарантии, что в системе нет особой секретной программы, незаметно считывающей все-все, ведя на Кешу подробное неумолимое досье. С этим риском приходилось жить — и не одному Кеше, а всем, решавшимся на мыслепреступление.