Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

Замедляя шаги, Ке приблизился к серой холщовой горе. Материя скрадывала контуры памятника, но было видно, как тот огромен. И хоть его материальность представлялась весьма сомнительной, стоять рядом было все равно страшновато. Холст, однако, выглядел совершенно реальным и даже не новым, словно его использовали на открытии других парящих памятников — в иных, отмерцавших уже снах.

Откуда-то с холщовых вершин спускалась тонкая витая веревка — Ке знал, что ему следует потянуть за нее, и памятник будет открыт. Он дернул за нее, и холст волнами поплыл вниз. Ке не смотрел на памятник. Он глядел вниз, на бесконечное людское море. Ему махали руками — и бросали в его сторону не долетавшие до его стоп цветы.

Раздался низкий мощный гул, в который слились аплодисменты и рев толпы. Но он как-то очень быстро стих. Прошло несколько секунд тошнотворной тишины. А вслед за этим над человеческим морем разнесся такой же громовой и дружный вздох ужаса.

Ке поднял глаза на памятник.

Вместо двух бронзовых врагов, сплетенных в смертельной схватке, он увидел кастрюлю. Огромную сверкающую кастрюлю — будто из старой комедии про уменьшенных до размеров таракана людей, для которых передвигаемая по столу кухонная утварь превратилась в небоскребы. Кажется, в древности такие обтекаемые цилиндры называли скороварками — он видел их раз или два в исторических программах про террор.

Он понял, что это значит. Поняли все.

Ошибиться было невозможно хотя бы потому, что на боку кастрюли желтел огромный знак радиационной опасности. Рядом прилепилась опутанная проводами коробка с индикаторами, в которых мигали красные цифры. И индикаторы, и цифры были комично огромными — чтобы их видели все.

00:13:88

Два последних знака мелькали с такой скоростью, что различить их было почти невозможно — они сливались в две восьмерки. Но цифры в среднем ряду перещелкивались медленно, словно кто-то огромный неспешно поднимался по лестнице — и вот уже развернулся на площадке, встав на ступени последнего пролета.

00:09:88

Площадь издала протяжный звук, низкий и страшный. Так, наверно, шумело бы штормовое море, если бы его охватил ужас.

Кеша догадывался: с каждым из видящих этот сон происходит сейчас то же самое, что с ним. Он изо всех сил пытался проснуться и все еще надеялся, что, если испугаться очень сильно, это может помочь. Но чем сильнее становился страх, тем плотнее внимание облепляло ядерную скороварку, создавая ее заново, заново, заново — и делая самым реальным предметом в мире.

00:07:88

Слово «проснуться» вообще не имело никакого смысла. Сон, явь — все это были абстракции праздного ума. Реальность же заключалась в неуправляемых переживаниях, дробящих его мозг, распластанный на электронном разделочном столе. «Пробуждение» было просто гипотезой. Предполагавшей, что у происходящего может и должен быть счастливый конец, который обязательно станет началом для чего-то еще.

Раньше, впрочем, оно так всегда и случалось.

00:04:88

Ке понял, что страх его не спасет. И это, похоже, поняло и бесконечное человеческое море, над которым он стоял — шум толпы стал тише и глуше. Надо достойно принять неизбежное, подумал Ке. Он ведь теперь герой… Наверное, следовало скрестить руки и вспомнить что-то самое главное из жизни.

00:02:88

Это была, конечно, вовсе не сестричка.

Это был свет. Теплый и ласковый свет. Ему обещали — свет будет с ним до конца и станет последним, что Ке увидит в жизни. Но где свет сейчас?

Ке подумал, что больше не встретится с ним глазами. А потом вдруг на короткий — и самый последний — миг узнал скрещенные на себе взгляды трех цукербринов.

Но в них теперь не было ни бесконечного знания, ни мудрости, ни любви — а только что-то похожее на недоумение. И если бы Кеше нужно было выразить его в словах, слова звучали бы так:

«Кажется, сейчас исчезнет не только сон, но и тот, кто его видит. Но если его уже не будет, для кого тогда все кончится?

А?»

00:00:00

К Кешиному будущему мы еще вернемся — а пока скажу только, что эти шесть нулей он тоже прихватил с собой из нашего времени.

Прямо напротив его стола висел плакат с очень реалистичной трехголовой собакой, адским стражем Кербером, все три головы которого внимательно глядели на сидящих в офисе сотрудников. Вытаращенные собачьи глаза действительно напоминали обнулившийся красный индикатор.