Cлава Сергеев: Подайте что-нибудь бродячим музыкантам

Или еще нашел, Итало Звево. Такой итальянский писатель середины ХХ века. Ученик и триестский сосед Джойса, между прочим. И об этом не побоялись в предисловии 1983 года написать - Джойс ведь почему-то был тогда под запретом. По сему поводу книга тоже попала в “дефцит”. И мне ее пришлось выменивать в советское время в городе Риге, в известном книжном магазине на бывшей улице Ленина на какой-то случайно оказавшийся у меня детектив… Может, кто помнит, в финале советской жизни возникли такие отделы в магазинах - “книгообмен”. И граждане там могли меняться книжками, что-то при этом государству отстегивая (оно-то в накладе никогда не бывает). И самым элитарным чтением, самым дефицитным, были, как ни странно, “детективы”. Народная стихия. Потом шли Серебряный век и фантастика, как близкие, видимо, мифологические пространства. Потом Дюма - отец и сын. Ну а потом - любое мало-мальски интересное. Могут спросить: а почему в Риге? Ну, потому, что непокорные латыши вообще игнорировали все российское - плохое, хорошее, неважно. И “московского” Пруста тоже ценили невысоко… Вот какое интересное было время.

И еще что интересно - шел 1983 год. “Совку” осталось стоять четыре года. Кто об этом тогда подозревал в букинисте на улице Ленина?.. То-то же! Оптимистичнее смотрите, товарищи!..

Так и я, прочитав про Джойса в предисловии к Звево, выменял эту книжку, и она у меня дома стояла на полке. Ну, еще я ее выменял, потому что мне понравилось тогда название - “Самопознание”. Тогда не то что сейчас, тогда было очень мало книг с такими названиями.

А потом ко мне в гости пришла моя возлюбленная и увидела эту книжку. А она очень любила меня за то, что я покупаю книги, читаю, что-то уже вроде бы пишу и этим такой непохожий на всех (мы с ней учились в техническом вузе). И она брала иногда читать мои книги, тоже просвещаясь, чего я, честно говоря, тогда не любил, потому что любил, чтобы книжки были совсем новые и никем не читанные и не мацанные. А она взяла эту книгу и вернула, естественно, не совсем новую, хотя читала аккуратно, но все-таки транспорт, сумка и так далее. А я тогда, дурак, разозлился и засунул книжку куда-то далеко. Сейчас нашел, вспомнил все и очень растрогался и поставил ее на видное место. И - пятнадцать лет прошло. И у моей возлюбленной уже двое детей. А книжка, вот она. Стоит, как будто вчера купили. В ней рассказывается о человеке, который был слабым, но хотел казаться сильным.

Или вот еще, про другое. Джордж Оруэлл - “1984 год и другие рассказы”. Это уже году в 1989-м издали. Можно сказать, тоже важная для меня книга была. На видном месте стояла, тем более она с фотографией автора. И только недавно, всего года три назад, я ее во второй ряд убрал. Как потерявшую актуальность и не несущую по этому поводу почти никакой энергии. Еще подумал тогда: надо же, six transit gloria mundi, всё проходит, всё-всё. А тут перебирал книги, искал какую-то прозу и на нее наткнулся. И так, знаете, она заиграла, я прямо почувствовал. Снова актуально, бляха-муха! Прямо греет. В России такие книги далеко убирать нельзя.

Вот так. Рассказываю это весело, а самому, конечно, не очень. Лучше бы она не пригождалась.

Ну вот, добрался, наконец, и до этого. Вот они, мои салфеточки и бумажечки, конфетки-бараночки, клочки разные, билеты в метро, куски газетки, на которые все записывал-записывал всякие “мысли” и “зарисовочки”, телефончики, емельки, где-нибудь в городе, чтоб не забыть, а они потом терялись или не лезли никуда и долго попадались в разных неожиданных местах, будто ожидая чего-то, а потом исчезали, так и не дождавшись. А потом вдруг вы на них неожиданно натыкаетесь. Возьмешь в руки, прочтешь, что написано: мысль какая-то, пейзаж, несколько слов - и вспоминается этот вечер, или день, или место, где это записывал, и иногда даже помнишь, о чем думал тогда и с кем был… Как в Дельвиге. Помню, как она записывала свой телефон, стесняясь и будто решившись на что-то (у девушки был муж). Или заголовок газеты и две-три строчки - и тогда это казалось важным или вызывало, как всегда, иронию, смех, гнев… А теперь… Что “теперь”? Теперь это история, желтый клочок бумажки, а на нем буквы горят. Высший суд. Есть высший суд, наперсники разврата…

Итак, эта глава о том, о чем хотелось бы написать.

Но не про то, что вы подумали, не про наперсников, а вот, например, про уличных музыкантов в метро. (Или в переходах.)

Раньше, лет пять назад, какие-то ребята очень хорошо играли в длинном переходе на станции “Проспект Мира - кольцевая”. Теперь я там не бываю почти, потому не знаю, стоят ли. Они играли обычно классику, в основном, я так понимаю, итальянцев, Вивальди, “Времена года”, ничего особенного, а иногда что-то совсем простое, типа “Неси меня, олень, по-моему хотенью”, и это, естественно, особенно забирало. Каждый представлял себе, что этот олень куда-то несет именно его, ветер в лицо, скорее прочь… Неси меня олень, в свою страну оленью… Была скрипка, по-моему, виолончель и что-то вроде флейты или валторны. А иногда оставалась одна девочка, с валторной (или флейтой). Идешь, а она играет, и издали уже слышно. И это печально и даже светло, и люди идут, опустив головы, и ты идешь усталый, и шорох шагов, и все это из-за музыки вдруг становится таким пронзительно-отчетливым, что хочется остановиться и закрыть глаза, чтобы не слепило, ощущение немного приглушить. И тут же думаешь: нет, не зря, не зря это все, и (чуть позже) - надо будет это все обязательно записать.