Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг

…Перед самым рассветом луна зашла за тучу, стало опять темно, когда я отделился от налима, это стоило немалых усилий. Пора возвращаться. Я понес его осторожно, как мертвого ребенка, в лес, прихрамывая и жмурясь от боли. Я не мог его оставить на берегу. Стараясь запомнить место, уложил уже не такое скользкое, подсохшее тело в траву, наверное, решив удивлять рыбаков своим уловом утром, на их свежие головы. Подойдя к «вигваму», обнаружил там спящих вповалку рыбаков и в их числе моего коллегу по работе. В ближайшем рюкзаке нашел аптечку, кое-как перевязал руку. Разжег костер, благо угли еще тлели и готовых дров было много, стал подставлять бока к гудящему пламени для просушки одежды и согрева остуженного и ушибленного тела. Боль немного утихла, и вскоре я забылся, прислонившийся к дереву.

Утро всеобщего пробуждения было поздним. У меня, оказывается, поднялась температура, что быстро определил мой коллега, который, наконец, вспомнил о том, которого он сюда, «на природу», сагитировал. Сильно не интересуясь причиной моего хвора, наверняка полагая, что я заурядно простудился, мне дали немного водки и приказали собираться. Осторожно, стараясь не бередить грудной ушиб, я пошел искать налима и не нашел его. Искать дольше было уже некогда — звали к лодке. Может быть, по причине общего недомогания и легкого опьянения, я отнесся к этому спокойно, если не сказать равнодушно. Даже рассказывать не стал о ночном приключении. Да и без налима — кто поверит? Было — предъяви! А без доказательств тебе самому расскажут подобных историй — сколько угодно.

Это была моя последняя рыбалка, так я окончательно решил. Как мудро сказала моя жена, вернувшаяся из санатория: от рыбалок — одни потери. Действительно, несколько недель у меня срасталось сломанное ребро, трудно заживали раны на руке, остались шрамы, не говоря о простуде. Ключ от гаража, конечно, пропал на том самом берегу реки. Пришлось пилить замок. Впрочем, это уже мелочи. Да и дело, конечно, не в потерях — в конце концов, все зажило…

Коллега по работе активно продолжал поездки с рыбаками. Стал даже участвовать в новом для него виде «романтического, но мужественного развлечения», как он говорил, сопряженного, действительно, с немалым риском, — сплавлялся по реке на обыкновенной весельной лодке. Река более чем спокойная. Но все же это несколько суток непростого пути с остановками в сторожках. Он стал походить на скандинавского туриста-походника: загрубела кожа на конечностях и лице, вместо челки — ершик, кучерявые бакенбарды срослись с овальной выгоревшей бородой, глаза стали просто небесны (голубые контактные линзы заменили очки). Сейчас, когда он действительно возмужал и, по его выражению, встал на ноги (это, видимо, означало больше, чем материальное благополучие), он обрел, вполне эволюционно, следующую мечту правильно жениться. Правильность заключалась в том, чтобы жениться на романтической, бродяжьей душе («…в хорошем смысле этого слова»). Чтобы бродить по тундре, жить в палатках, встречать рассветы на берегу рек, есть дичь и запивать ее березовым соком.

Однажды, через год после того случая — нашей с ним рыбалки, коллега, как обычно после очередной поездки, славословил. Его рассказы, признаться, я давно уже пропускал мимо ушей, лишь из вежливости кивая головой. Но на этот раз ему удалось привлечь мое внимание.

— …Все-таки зря ты завязал. Помнишь тот полуостров, который назывался брусничным? Там, как я уже говорил, тьма рыбы, глухари, лоси, ондатры… А еще, знаешь, никогда бы не поверил. Оказывается, налимы иногда выползают в траву из озера, там, где воды чуть-чуть. А потом вода сходит — и налим на суше остается. И я недавно одного такого нашел! Да-да! Скелет, правда… Вот тттако-ой! Просто удивительно, как он туда дополз! Далековато от озера, почти у реки. Что, не веришь? Действительно, вот такой!

Я, наверное, грустно покачал головой, и у меня вырвалось невольно:

— Убавь немножко…

— Ты мне не веришь? Мне? Ну тогда — бери недельный отпуск, поехали в субботу, мы опять нынче будем сплавляться, туда обязательно заглянем… Он там, скелет… И я даже расписался на черепушке.

— Он мой.

— В смысле того, чтобы я тебе его подарил? Извини, старик, уже не могу. Мы его заскобили в переднем углу вигвама, смеемся, — вместо распятия. Решили, что он будет талисманом тех мест. Полуостров «Налим» — так теперь все это называется. Для нашей бригады, разумеется. Мнение остальных нам безразлично, мало ли кто там останавливается. Но уже замечено всеобщее почитание, мужики вчера рассказали: скелет кто-то уже клеем и лаком обработал. Вокруг на стене — автографов!.. Язычество!.. Божество!.. Возвращение к корням!..