Леонид Нетребо - Черный доктор

— Пап, это ведь плохие дяди? — негромко спросила Наташа, когда люди остались позади.

— Нет, Наташа, с чего ты взяла! — Андрей едва не остановился от удивления.

— Ну, ты видел, какие они?

— Какие? — Андрей заметил, что молчаливая Гуля повернула голову в их с Наташей сторону.

— Небритые, зубов нет, одежда… Мне кажется, это бомжи!

— Ну, знаешь!.. — Андрей пожал плечами. — А хотя бы и так?

— А разве не грех с их стороны — ругаться… — да-да, я слышала!.. — и распивать спиртные напитки прямо на могиле? — торжественно выложила последний козырь Наташа и, прищурясь, значительно посмотрела сначала на отца, а потом на мать.

Андрей вскинул брови, лоб покрылся мелкой гармошкой глубокомысленных морщин, набрал в легкие воздуху, готовый разразиться длинным, многовариантным объяснением, но взглянув на Гулю, понял, что это излишне: мать уже ответила дочке — покачала отрицательно головой. Упругие сухие риччии-валлиснерии-элодеи печально колыхнулись под тесным треугольником газовой косынки.

Наташа обиженно замолчала, а через несколько минут, на выходе с территории кладбища, упрямо выдохнула, ни к кому не обращаясь, — то ли спросила, то ли возразила:

— А тогда что такое грех…

«Суета,» — хотел ответить одним словом Андрей, но, удивленный этому, быстро и, главное, неожиданно появившемуся в нем ответу, промолчал.

Андрей, Гуля и Наташа так и не пошли сегодня на пляж.

Готовясь к выходу на предзакатную прогулку, Гуля, непривычно покорно, выполнила странную для последних лет просьбу Андрея — позволила мужу и дочери сотворить себе прическу, нравившуюся Андрею в пору их общего студенчества, которую искусно выполняли ташкентские парикмахеры-«шелкопряды»: конструкция из «сорока» тончайших косичек, подобная коконному плетению, висячей корзине макраме, подчеркивающая свободу и объем воздушно охваченного снопа основной массы упругих волос.

Они взяли «Полероид» и вышли на набережную. Томная набережная, пахнущая сосной, эвкалиптом и шашлыковым дымом, пела и танцевала, гуляла по аллеям, целовалась, смеялась, провожала солнце.

Этот период вечера — рай для фотографов. Профессионалы досадливо косятся на любителей: здесь и там урчат «полероиды» — с появлением «мгновенного фото» жизнь «шабашников» усложнилась, приходится улучшать сервис, снижать цены.

Фотоаппарат Андрея в этот вечер работал с двойной нагрузкой. Андрей неистовствовал, веселя жену и дочку: он, хохоча до боли в груди, снимал их на фоне всего, что было перед глазами, — пузатых мужчин, смешных карапузов, носатых барменов, щурящихся от дыма мангальщиков… Когда «апельсин» завис над мысом, Андрей стал изощряться в монтаже: Наташа встала между основным объектом заката и фотоаппаратом, сделала ладони лодочкой, подняла на уровень плеч и затем отвела ковшик-ковчег в сторону. Андрей прицелился, нажал на рычаг. Импортное чудо зажужжало, показало фотографический язык. Запечатлелось солнце в дочкиных ладонях.

Гуля не соглашалась на подобную операцию. Смеялась и не соглашалась. Она все больше и все свободнее смеялась. Андрей дурачился, становился на колени, наводил объектив. Гуля закрывала лицо ладонями, смеялась, отворачивала голову, безжалостно «разбивая» непрофессионально, непрочно сделанную прическу, уходила в сторону. А солнце быстро садилось. Наконец, Андрей, изловчившись, «поймал» Гулю взметнувшейся прямо перед оранжевым шаром, загораживающей на миг стремительно тающий закат, и радостно запустил «урчалку». Вся семья склонилась над медленно проявляющимся бумажным кадром.

— Не получилась фотка, — вздохнула Наташа.

— Получило-ось!.. — радостно закричал Андрей, привлекая внимание соседей по аллее.

Смутный Гулин силуэт, мерцающий в обмане глянца, явился летуче изогнутым в ускользающем порыве, на фоне бледно-голубого неба, — с серебряным ореолом, нимбом, омывающим вскинутые выше неясных гор огненные кисти волос.

… Августовский закат — пожалуй, единственная достопримечательность этого южного курортного городка. Ежевечерние проводы солнца превращают всех отдыхающих и коренных горожан в единоверцев-язычников, на несколько минут объединенных волнительным сакральным актом. Наступает момент, когда «загорелая звезда» зримо устремляется к краю земли, обозначенному для наблюдателей Западным мысом — правым рогом городской бухты. Быстро меняются краски моря, быстро темнеет. Еще несколько минут, секунд, и апельсиновый шар коснется зубчатых гор. Мгновения — и исчезнет само ярило, а потом и его оранжевое эхо…