Гаетан Суси - Девочка, которая любила играть со спичками

Ничто не вечно под луной, таков закон вселенной, взять хотя бы эту книгу заклятий, осталось всего несколько страниц до главной жертвы. Времени у меня совсем в обрез, я даже рассказать обо всем не успею, вы сами видите, какая меня охватила растерянность. Вдобавок ко всем моим невзгодам я вот что хотела бы еще присовокупить: я на минуточку задумалась обо всем, что с нами приключилось со вчерашнего утра, обо всех неудачах, ярости, панике и унижениях, которые, как нам казалось, вообще-то, как говорится, не имели к папе нашему никакого отношения, так вот, на самом деле все было именно так, как хотелось бы папе. Мне показалось, что сами мы ничего и не делали, а только продолжали ему подчиняться, даже не подозревая об этом, потому что ничего другого не знали и не умели, нас двоих захлестнула исходившая от него фатальная волна, которая и сейчас продолжает нас тащить, и всегда будет нести туда, куда ее его воля направит. Я так это говорю, как думаю. Может быть, мы вообще никогда не переставали быть его куклами, сотворенными из праха. Я хочу сказать, что даже из бездонной пучины кончины своей он все еще продолжал играть нами, дурача наши ангельские головки теми самыми страхами и опасениями, которые я сама выражаю с помощью слов. Отец был не из тех людей, чья власть проходит так быстро. Может статься, и его собственные бренные останки были какой-то игрой, призванной ввести в заблуждение и нас, и всю вселенную в ее печальной совокупности. Я подумала об этом, глядя на яму у сосновой рощи, где брат захоронил впечатляющие папины останки, и сказала себе, что если когда-нибудь люди начнут поговаривать, что под этим безымянным крестом без даты снова что-то со скрытой издевкой станет шевелить землю, каким бы слабым ни было это шевеление, я, как вы сами понимаете, совсем этому не удивлюсь. То есть я хочу сказать, что наши ближние в силу их человеческой природы склонны удивляться, столкнувшись с чем-то, что исчезло неведомо куда, и это наводит их на мысль о царстве мертвых, будоражит их воображение. Потому-то первый признак любой религии, если я не ошибаюсь, всегда состоит в том, что труп начинает шевелиться.

С меня довольно, премного вам благодарна. Нет у меня никакого интереса к спектаклю, который разыгрывают лукавые прохиндеи, я начала паковать вещи, пожитки мои немудреные, по склепу разбросанные, и прежде всего взяла деревянную дощечку, о которой я обязательно вам дальше расскажу, как только выдастся свободная секундочка, появится у меня еще такая возможность обязательно, пока все слова не прольются дождиком. Еще я взяла картинку своего любимого прекрасного рыцаря и засунула ее себе на живот под юбкой, и ветхий словарь воспоминаний де Сен-Симона, распадающийся на избранные разделы. По выражению Справедливой Кары, пристально следившей за тем, что я делала, нетрудно было себе представить, что она что-то понимала, потому что она перестала медленно мотать головой направо и налево и пристально за мной наблюдала, пока я укладывала свои вещи, и глаза ее при этом как бы подернула поволока утраты. Но, в конце-то концов, разве мы здесь находимся, я имею в виду землю эту треклятую, чтобы разговоры задушевные разговаривать?

Я подошла к ней поближе и присела перед ней на корточки, чтобы можно было ее достать рукой и ртом. Улыбнулась ей, череп ее поглаживая, и показала на цепь, вмурованную в стену, печально пожала плечами, как бы объясняя ей, что при сложившихся обстоятельствах я бы и хотела забрать ее отсюда с собой, да ничего не могу сделать, потому что это просто невозможно. Я даже сказала ей, что все кончится хорошо, потому что ближние наши ее найдут и тогда, может быть, у нее начнется новая жизнь, полная солнца за пределами ее мрачного узилища. Бедная Справедливая Кара, как же она на меня смотрела. И в самом деле, клянусь вам, глаза ее были похожи на мои как две капли воды, как будто я летом гляделась в колодезное ведро. Она вновь затянула свой заунывный, протяжный, нескончаемый стон, но я нежно положила ей на зубы ладонь, улыбнулась ей и посмотрела на нее взглядом, который на этот раз был полон не сверкающих молний, а соленой воды, что должно было ее хоть немножечко успокоить, по крайней мере, об этом я молила небеса, если они вообще существуют. Что же касается стеклянного ящика, я сказала себе, пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов, и хватит, прошмыгнула наружу с черного хода и была такова. Лукавые прохиндеи меня даже не заметили.

В глубине души, если быть честной до конца, я всегда в каком-то смысле ощущала себя шлюхой, мне не надо было дожидаться, пока прекрасный рыцарь назовет меня маленькой дикой козочкой, чтобы заронить во мне такое подозрение. Но отец обращался со мной как с сыном, и это, образно выражаясь, вставлял мне палку промеж ног. Я хочу сказать, что мне было запрещено оставаться самой собой, я была загнана в угол, мне воздуха не хватало, я сама не могла спокойно доходить до своей немудреной истины, и все потому, что у меня не было причиндалов, как сами знаете, у кого, и от этого меня не покидало такое чувство, что не все будет в порядке с моими бренными останками, и с головушкой моей бедной тоже не все в порядке. К тому же еще эта история с сестричкой, всему же должны быть пределы, да и та дощечка маленькая, о которой я вам все собираюсь рассказать. Что же до братца моего, вы бы могли подумать, что он первый человек, у которого причиндалы выросли, и каждое утро, дарованное нам господом, он будто впервые с удивлением выяснял, что они у него есть, но до него так никогда и не дошло, для чего у него причиндалы болтаются, у юпитера нашего младшего. Вы понимаете, есть такие вещи, которые он вообще никогда не брал в толк, я почти наверняка уверена в том, что он был вполне искренним, когда давеча решил залезть пальцем в папино чувствительное отверстие, чтобы выяснить, могли ли мы с ним оттуда появиться, и даже когда он увидел, как привстала сосиска, набухшая колдовской силой, братец мой очень удивился, он и отдаленного представления не имел, что такое может произойти с бренными останками усопшего. Я тоже долгое время думала, что папа вылепил нас из грязи, как гласит религия. Но то, во что мы верим, потому что так гласит религия, и то, во что мы верим, и точка, — это вовсе не одно и то же, и когда я еще была от горшка два вершка, я видела, как и откуда появляются телята с поросятами, и никогда при этом не считала себя исключением из правила. Все дело в том, что братец мой, конечно, тоже был прекрасно осведомлен о том, как все происходит у этих печальных созданий, но, даже не знаю почему, он никогда не мог увязать одно с другим. Что тут скажешь, сообразительность, она как опухоли, по своему хотенью, по щучьему веленью ее не получишь. Как бы то ни было, все эти мысли вертелись в моей бестолковке, пока я шла себе неторопливо к бальному залу моих грез, где жили мои любимые приведения.