Гаетан Суси - Девочка, которая любила играть со спичками

Или так мне тогда подумалось. И кого же это, скажите на милость, я тут увидела, появившегося ниоткуда возьмись и огревшего меня клюкой своей по хребтине? Правильно вы решили — то был нищий. Надо же такому случиться! С глумливой усмешкой своей похотливой он повизгивал, как собака от радости, это у него, как мы знаем, была такая манера самовыражения. Я так и не отрывалась все это время от книги заклятий, лежавшей рядом с останками моего суженного, глаза которого глядели пустыми провалами, а нищий тем временем стал щекотать мне ребра концом своей палки поганой, чтоб ей пусто было. В чем провинилась я пред отцом нашим небесным и пресвятой богородицей? Он повалился на меня и прижал к земле всем своим весом, с места мне не сойти. Рыло свое мерзкое все норовил мне к лицу прижать, невыносимо воняя гнилой дрянью, которую сожрал намедни, волокна тухлого мяса смердели у него в зубах. Он корчил рожи и все норовил мне веки вывернуть и губы, как папа заставлял нас то же самое делать с ним самим, когда был еще жив, можно было даже подумать, что он специально надо мной измывается, чтобы отыграться за то, что мы с ним раньше вытворяли. В конце концов он задрал мне юбку и стал на мне елозить и корячиться, как брат со своими причиндалами, я даже закричала не своим голосом, стала брата звать на помощь, но, вы сами понимаете, что из этого вышло. Братишка вернулся и подошел к лошади, я хорошо его видела и скажу вам по совести, гореть братцу моему в геенне огненной ясным пламенем, если он еще не там до сих пор, потому что только послушайте, что он вытворил. Он поднял свое ружье, упер дуло в челюсть лошади, которая и без того уже обессиленная, так согнула передние ноги, что почти на земле лежала, и выстрелил, просто ужас! На какой-то краткий миг вокруг него взметнулся столб желто-красно-синеватого дыма, и звук донесся такой, будто градины скопом посыпались. Лошадь обмякла, как мешок. Именно в этот момент на дороге у самой рощи появились лукавые прохиндеи, плотно сбитая кучка ближних, которые шли к нам напрямки от самого села. Ничего другого от них и ждать было нельзя.

Братец ударился в такую панику, что пальнул в них из ружья. Потом, бросив пищаль на бренные останки нашей лошади, он с головокружительной скоростью покинул поле боя, и хватит. А нищий встал с меня, натянул штаны, не причинив мне, к счастью, никакого ущерба, да прославится имя твое во веки веков за ниспосланную мне милость, и захромал от меня прочь на культе своей деревянной в их направлении, махая руками лукавым прохиндеям, как будто он невинен, как агнец божий, и так рад их появлению, что его прямо до трясучки проняло, шакала этого позорного. А я тем временем, улучив момент, воспользовалась ситуацией и со всех ног поспешила укрыться в склепе вместе со Справедливой.

До сознания которой, казалось, доходило, что с нами приключились все эти несчастья: я говорила уже вам, что в голове у нее еще теплился разум. Она была в себе, то есть она очень-очень медленно поворачивала свою тяжелую голову направо и налево, издавая долгий, жалобный, монотонный, непрерывный стон — аааааааааа-ааааах, который еле-еле доносился из ее горла. Только раз я раньше видела ее в таком состоянии, и мне тогда было совсем не до смеха, потому что произошло это тогда, когда папа срезал с нее покровы, ножницы у него вдруг соскользнули и поранили ей кожу, которой на теле почти не осталось, и она так же начала голову от боли поворачивать направо и налево, и так же заунывно и тихо тянула свое ааааааааааааааах, а папа плакал, потому что его терзали угрызения совести, а потом минуты две он нежно и бережно покрывал поцелуями лоб Справедливой Кары. Я смотрела в окно на лукавых прохиндеев и на нищего, затесавшегося к ним в самую середину, он оживленно подпрыгивал на своей деревяшке, корча из себя героя. Их, должно быть, там с дюжину собралось, мне их даже пересчитывать было противно, вот так. Одному, если я правильно уловила суть дела, ляжку зацепила ружейная пуля, выпущенная братом, и он тоже из себя героя разыгрывал, демонстрируя ляжку всем остальным. Они смотрели в сторону избы-читальни, как мы ласково называли библиотеку вашей покорной слуги, напряженно соображая, что им делать с пламенем, полыхавшим все сильнее и сильнее, и густыми клубами валившего оттуда красновато-бурого дыма. Беспорядочные метания ближних по кругу выдавали охватывавшую их панику. С ними был и священник, тот самый святоша, который влепил мне вчера пощечины, он делал вид, что молится за упокой души останков того, кто еще совсем недавно был рыцарем в кожаных доспехах и самой большой моей в жизни любовью, и при мысли об этом я сжала зубы и насупила брови, так мне захотелось дать хорошего пинка этим опухолям в сутане. В конце концов братишка сам к ним вернулся по собственной воле, скажу я вам, чтобы признать свою безоговорочную капитуляцию. Упав перед соседями на колени, чуть ли не упершись плечами в землю, так что задница его отклячилась, зависнув в воздухе, он прикрывал затылок обеими руками и трясся, как мятное желе, которым мы, бывало, сдабривали овсяную кашу Справедливой, я знаю, о чем говорю. Полицейский давешний, с пистолетом огромных размеров, как мне показалось, мягко заговорил с братом, чтобы у того совсем с испуга крыша не поехала, он сказал ему подняться с земли, но, как вы сами понимаете, братишка так и стоял на коленях с откляченной задницей, прикрывая себе затылок руками, и сдвинуть его с места не было никакой возможности. Им самим пришлось встать на колени, чтобы защелкнуть ему наручники. Так-то оно лучше, если хотите знать мое мнение.