Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

— А тунцы — это морские куры.

— Курица — это биологическая рептилия, знаешь? —- спросила она,

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что с точки зрения биологии куры — рептилии. Вместо панцирей у них перья. Однако они точно так же появляются из яиц.

— Гадость какая!

— Черт. Как жаль, что я забыла сережки. — Она дотронулась до мочки уха. — Терпеть не могу что-нибудь забывать. Вообще не хочу ничего забывать.

— Ну, так помни все.

— Да, — согласилась она.

Ресторан под названием «Кастрюлька с омарами» выглядел очень привлекательно и симпатично. Вывеска изображала гигантского красного пластикового омара в фартуке. Одним словом, место как раз для нас.

— Вам нужно надеть обувь, — упрекнула нас официантка, едва мы вошли внутрь. У нее были неаккуратные, посеченные осветленные волосы, у корней очень отличающиеся по цвету. Рот казался изрезанным морщинами.

Возраст определить было трудно — где-нибудь от двадцати до пятидесяти.

— Мы их потеряли, — спокойно ответила Натали.

Я встал за ее спиной. Прокладывать путь сквозь нормальность окружающих ей удавалось куда лучше, чем мне.

— Послушайте, ребята, — настаивала официантка, одновременно обводя глазами зал и инспектируя столики, — мне не разрешают обслуживать тех, кто пришел босиком. Вы должны надеть обувь. У нас такие правила.

Я увидел, как маленький мальчик нахмурился, явно обидевшись на отца, и поглубже залез на диван. Отец показывал на лежащую на столе салфетку; мальчик отрицательно качал головой.

— Мы просто быстро сядем, и никто ничего не заметит, — возразила Натали. — И мы заплатим вам хорошие чаевые.

Мысли официантки были явно заняты сидящими за столиками гостями. Люди хотели воды, масла, чистых салфеток, ждали, когда принесут счет.

— Ну, хорошо, давайте. Садитесь скорее.

Натали с улыбкой повернулась ко мне.

— Видишь?

Казалось, что мак-форма придает ей какой-то авторитет.

— Если бы нас не впустили, был бы большой облом.

— Куда они денутся? — Натали поправила юбку.

Обувь мы сняли в мотеле и решили больше не надевать. Она как-то стесняла.

Наконец мы уселись недалеко от двери. Первым залез на мягкий диван я, а за мной — рядом — Натали.

— Эй, — сказал я, — сядь лучше с другой стороны.

— Мне хочется здесь, — она взглянула на меня и похлопала ресницами, — рядом с тобой, мой милый.

Я ее слегка подтолкнул.

— Ну же, Натали, здесь тесно. Пересядь.

Она назло подвинулась ближе и прижалась ко мне. Я терпеть не мог, когда она так поступала. На нее наехало упрямство. Когда это случалось, она сразу начинала вред-ничать. Я засмеялся, чтобы не дать ей почувствовать, как мне неприятно.

— Ну, брось. Передвинь свою задницу на другой диван и давай заказывать.

Она театрально вздохнула.

— Прекрасно. Сноб Огюстен даже не хочет сидеть рядом с лучшей во всем мире подругой, жирной свинкой Натали.

Она вышла из-за стола и пересела напротив. Я почувствовал облегчение, а в следующую минуту мне стало плохо из-за того, что она оказалась так далеко — через весь стол.

— Вернись, пожалуйста, и сядь рядом.

Она подпрыгнула так стремительно, что даже стукнулась о стол, и снова пересела ко мне.

— Так-то лучше.

Когда подошла официантка, мы заказали две порции омаров и две кока-колы.

— И тарелку жареной картошки, — добавила Натали в последнюю минуту.

— Что с нами станет? — поинтересовался я.

— Мы сейчас здесь объедимся и растолстеем еще больше, потом придем домой, у нас начнется депрессия, и мы будем жалеть, что зашли в этот ресторанчик, и...

— Да нет, я имею в виду, вообще, потом, глупая.

— Ну вот, — надулась она, — почему ты всегда возвращаешь меня обратно на землю?

— Не может же так продолжаться бесконечно. Посмотри на нас: мне шестнадцать, тебе семнадцать, а мы сидим босиком в ресторане перед тарелками с омаром, и больше в нашей жизни ничего не происходит.

— Понимаю. Мы должны что-то делать. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Все еще собираешься стричь звезд?

Сам не зная почему, я вдруг ответил:

— Убегу в Нью-Йорк и стану писателем.

Натали серьезно на меня взглянула.

— Правильно! В твоей семье писатель — именно ты.

Я рассмеялся:

— Да ладно тебе! Какой из меня писатель? Я даже в колледже не учился.

— У тебя получится, — сказала Натали. По лицу ее я видел: она верит в свои слова и жалеет, что я сам этого не понимаю.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Знаешь, ты себя просто недооцениваешь.