Однако было уже поздно.
— Ну вот, теперь это твоя проблема.
Натали вернулась к лестнице, а Хоуп тем временем кричала ей вслед:
— Раз ты так настроена, то, может быть, в этом году нам вообще не стоит устраивать Рождество? Может быть, просто его отменить?
Я отправился в гостиную, сел к роялю и начал наигрывать единственную песню, которую умел играть: тему из «Экзорциста».
В тот вечер елка перекочевала в столовую. Нашла там себе место под окном. Агнес тоже в столовой. В руках у нее веник и она, склонившись, подметает. Метет вокруг елки. Несколько часов подряд. Метет даже после того, как пробило полночь. Потом в комнате появляется заспанная Хоуп.
— Господи, Агнес, я пытаюсь спать. Неужели тебе вот так необходимо создавать весь этот шум?
— Должен же кто-то в этом доме за всем следить, — отвечает Агнес. — Я просто стараюсь, чтобы все здесь не развалилось на части.
— Может быть, займешься поддержанием порядка утром? А то мне завтра надо рано попасть к папе в офис.
— Отправляйся к себе и спи. Я работаю очень тихо.
— Да одно твое бормотание чего стоит! Прекрати хотя бы его!
— Я не бормочу.
— Нет, бормочешь. Я прекрасно тебя слышу через стену. Ты бормочешь и поешь эти чертовы «Джингл беллз».
Сейчас ведь даже и не Рождество!
Хоуп разворачивается и уходит к себе в комнату. Агнес продолжает подметать.
— Я вовсе ничего не бормотала, — произносит она вслух. — Ну и дети! Совсем ненормальные.
На следующее утро я смотрю на лежащую на полу елку, и она напоминает мне остов индейки. Почему-то елки и птичьи кости с трудом находят дорогу за пределы этого дома.
Ко Дню благодарения здесь готовятся очень деловито и сосредоточенно, а вот убираться потом никто не хочет.
Интересно, что перед праздником Натали способна не спать двое суток подряд, может в одиночку вычистить и вымыть весь дом, готова собственноручно приготовить праздничный пир на двадцать человек. Причем сделает все это без единой жалобы. Зато потом сковородки, кастрюли и тарелки будут лежать немытыми несколько недель. Сама индейка, теперь уже в виде кучи костей, будет кочевать из комнаты в комнату. Вполне можно, скажем, сегодня увидеть ее на телевизоре, а на следующий день — в ванной комнате под раковиной. Вот только в мусорном ведре ее встретить невозможно.
В этом доме мне удавалось увидеть ископаемые кости эпохи администрации Никсона. Они могли бы представить интерес для археологов.
В конце концов, кастрюли будут вымыты, стаканы вернутся на заселенные тараканами буфетные полки, а ложки и вилки явятся на белый свет из-под кучи грязной посуды. Однако скелет елки и кости индейки так и будут лежать где-нибудь на видном месте.
У Натали закончилась чистая одежда, а она никак не могла заставить себя постирать всю кучу, а потому заявляла:
— Ой, ну зачем суетиться? Все равно все опять испачкается.
И вот уже третий день подряд она ходила в макдоналдсовской синтетической униформе.
— Ты уверена, что это не запрещено? — поинтересовался я. Если преступление — переодеться полицейским, то, может быть, нельзя и ходить на людях в облике представителя самого любимого в мире ресторана быстрого питания?
— Это абсолютно законно. Я действительно там работаю. Просто не сегодня.
В тот день мы наблюдали за китами недалеко от побережья Кэйп-Код. На мне были обрезанные по колено джинсы и футболка, а на Натали — униформа, потому что кроме нее она взяла с собой только купальный костюм.
— Тебе не жарко?
Натали провела рукой по лбу. От пота волосы прилипли к лицу.
— Да, довольно жарко. Но в ресторане еще жарче, честное слово.
Мне пришлось ей поверить, потому что сам я в «Макдоналдсе» не работал. И это было нечестно. Мы всегда вместе подавали заявления о приеме, и ни один из нас не имел опыта. Так почему же, в конце концов, выбрали ее, а не меня?
— Может быть, им не понравились твои хитрые глаза? — проницательно предположила Натали.
В результате я, как обычно, сидел без денег, если не считать тех двадцати долларов, которыми ссудила меня Хоуп. А у Натали было целых сто семьдесят пять долларов — она только что получила первую зарплату. Поэтому наше небольшое путешествие оплачивала она.
— Это кит? — спросила Натали, прищурившись и показывая в море.
— Это просто грязный мусорный мешок, — предположила стоявшая рядом с нами пожилая леди, — я уже его видела пять минуть назад. Пока разобралась, что к чему, истратила целых четыре кадра. Четыре замечательных кадра — прямиком в помойку. Зачем мне четыре фотографии мусорного мешка? Вот если бы мы за ними охотились, тогда другое дело: тогда бы я и целой пленки не пожалела.
Читать дальше