Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

Поэтому я ходил в школу только иногда. Один день, порой два дня подряд. А остальные двадцать восемь дней в месяц я занимался собственными делами, как то: вел дневник, смотрел фильмы и читал романы Стивена Кинга. Я очень аккуратно соблюдал правило не отсутствовать в течение тридцати дней кряду, поскольку в таком случае совет школы мог принять «кардинальное решение», вплоть до перевода в исправительную школу.

Фокус состоял в том, чтобы показаться на регистрации, в инспекторской комнате, а потом слинять. Это создавало неразбериху в школьных данных и позволяло улизнуть сквозь щель. А то, что я ни с кем не дружил, никого не знал по имени, делало меня практически невидимым.

Однажды я вернулся домой рано. Отметился в инспекторской, потом с независимым видом удалился с фабрики. День стоял прекрасный, в кармане у меня лежало семь долларов. Я намеревался отправиться в кино и посмотреть немецкий фильм. А по дороге решил завернуть на Дикин-сон-стрит и взять у мамы еще пять долларов.

Открыв входную дверь, я первым делом увидел Ферн Стюарт, уткнувшуюся лицом между ног моей матери.

Мать лежала на диване, раскинувшись, с крепко зажмуренными глазами. Голова Ферн двигалась из стороны в сторону — примерно как у собаки, когда та глодает кость. Обе были раздеты; голубая ночная рубашка матери висела на подлокотнике дивана; юбка и блузка Ферн кучей валялись на полу.

Мать меня не видела, но Ферн открыла глаза и повернула голову к двери, не убирая, однако, рот оттуда, где он находился. Она неподвижно смотрела прямо на меня, и на какое-то мгновение в ее глазах сверкнул истинный ужас.

Ошарашенный, растерянный и до глубины души потрясенный, я повернулся, чтобы уйти. Закрывая дверь, услышал, как воет Ферн — словно зверь; вопль рождался где-то в недрах ее тела. Мать кричала:

— Ферн, Ферн, все нормально!

Я вышел на крыльцо и остановился. Чувствовал я себя гадко, словно окунулся в кучу дерьма. В то же время мне почему-то было смешно. Улица выглядела тихой и безмятежной: двухэтажные дома, аккуратно подстриженные зеленые изгороди, дорожки. Идет кошка. Все происходит за закрытыми дверями. Глядя на желтый дом с зелеными ставнями и стоящий возле него коричневый «додж-аспен», вы никогда не представили бы ничего подобного.

Прошло всего несколько секунд, а потом я услышал, как дверь открылась. На мои плечи легли руки и повернули меня. Я увидел Ферн, одетую, но не успевшую привести себя в порядок, с взлохмаченными волосами. Она плакала, щеки ее блестели от слез, она пыталась прижать меня к себе, обнять, целовала меня в лоб и все время повторяла:

— Прости, прости...

Я вырвался. Мне было неприятно чувствовать на себе ее губы.

Потом я увидел, как Ферн бежит вниз по ступенькам, через лужайку — к своей машине, — прижав к груди сумочку и склонив от стыда голову, словно спасается от дождя.

Я подумал о ее безукоризненном, словно только что из химчистки, сыне Дэниеле. Представил, как за обедом он передавал мне корзинку с булочками.

— Мамины булочки волшебные. Попробуй.

Когда я вернулся в дом, мать сидела на диване, так и не одевшись, голая, скрестив ноги, и курила свои любимые сигареты «Мор». Груди у нее оказались большими и похожими на мешки; они лежали на коленях. Она шумно выпускала дым, а потом снова подносила сигарету к губам и жадно, словно младенец, присасывалась к ней. Мне трудно было представить, как кому-то может оказаться приятно делать с ней то, что сейчас делала Ферн. Наверное, в тот момент мне было бы легче освоить теорию квантовых струн.

— Жаль, что тебе не нравится в школе, — заметила мама. — Хоть я и понимаю, там не так интересно, как со мной. Будь добр, подай мне, пожалуйста, рубашку.

Ее спокойствие и отстраненность буквально свели меня с ума. Она не способна думать ни о ком, кроме себя самой. Я схватил рубашку с ручки дивана и швырнул в нее, едва не попав прямо в сигарету.

Аккуратнее, Огюстен! У меня в руке зажженная сигарета! — Мама посмотрела на меня внимательнее. — Не делай ничего в злобе. Если ты расстроен тем, что увидел, лучше скажи мне все, что думаешь.

Я просто тебя не понимаю. То есть зачем и почему.

И как я мог обо всем этом не знать... — Я запнулся. —

Сколько уже вы с Ферн... вместе?

Мама просунула голову в рубашку, потом встала, чтобы спустить ее.

О, я люблю Ферн очень давно. А физическую форму наши отношения приняли пару месяцев назад.

Когда мы жили с ней по соседству?

— Огюстен, это уже подробности моей личной жизни.