Иван Шевцов - Любовь и ненависть

Через час примерно она увидела двух идущих вдоль телефонной линии моряков. Они спешили отыскать и исправить повреждение. Можно представить себе, что они подумали, увидев в первую минуту на столбе человека. Злоумышленник, диверсант. И если появление двух вооруженных матросов до слез обрадовало девушку, то росомаха реагировала на это совсем по-иному: планы ее расстраивались, добыча, которая казалась такой близкой и определенной, теперь уходила, вернее, хищнику самому пришлось уходить. С неохотой и злобным ворчанием поднялся зверь, потоптался у столба, словно раздумывая, как тут быть. В это время грянул винтовочный выстрел. Росомаха встала на задние лапы, отчаянно заревела и, зажав одной лапой рану, из которой хлестала кровь, а другую подняв высоко над головой, неожиданно, как человек, зашагала навстречу матросам. Она успела сделать лишь несколько шагов: рухнула наземь одновременно со вторым выстрелом.

А Марина… Она долго не могла слезть со спасительного столба. Пришлось одному матросу, пользуясь верхолазными «когтями», подниматься на столб и помогать девушке спуститься на землю.

Я зримо представил всю эту картину и подумал: окажись на месте Марины Ирина, она, несомненно, растерялась бы и погибла в когтях росомахи. Неприятная дрожь прошла по всему телу. Мне было страшно не за Марину, которая представлялась сидящей на столбе у самых изоляторов, а за Ирину, которая могла бы встретиться один на один с хищным зверем. И как-то самому даже неловко стало от подобной мысли. Тогда я подумал: надо обязательно повидаться с Мариной.

Пока мы сидели со Струновым и разговаривали — это было на берегу, в штабе дивизиона, — в кабинет ко мне постучали. Вошел старший лейтенант, довольно молодой, подтянутый и молодцеватый. Четко доложил приятным звонким голосом:

— Товарищ капитан третьего ранга! Старший лейтенант Левушкин прибыл для прохождения дальнейшей службы во вверенном вам дивизионе.

Потом предъявил предписание, в котором говорилось, что назначается он на должность помощника командира корабля.

Очень знакомым показалось мне лицо Левушкина, и я силился припомнить, где его видел. Но так и не мог. Пришлось спросить:

— Где мы с вами встречались?

Старший лейтенант пожал плечами, чувствуя неловкость. Ответил не совсем уверенно:

— Кажется, впервые… товарищ капитан третьего ранга.

— Вы где служили? — спросил я.

— Сейчас на Балтике, а до этого здесь, в Завирухе… Но мы с вами разминулись…

"Разминулись…" Тут только я вспомнил: да ведь это его фотокарточка лежала в ящике стола Марины.

В тот же вечер я решил повидаться с Мариной. Но как это сделать? Я пошел было в клуб, потолкался там с четверть часа, рассчитывая случайно встретить ее. А потом подумал: не пойти ли мне прямо домой к ней? Не так просто было принять такое решение: ведь я был у нее дома всего лишь два раза да и с мамашей ее, Ниной Савельевной, был не так уж знаком. Я шел по направлению к Марининому дому, предпочитая лучше встретить ее где-нибудь у дома, чем заходить к ним. Начнутся ненужные расспросы, особенно Нины Савельевны, где вы пропадаете, да почему не заходите, да что с вами?..

Вот и домишко их, деревянный и невзрачный. В окне яркий свет. Вижу силуэты людей. "Может быть, гости у них?" Догадка эта остановила меня. Я подошел ближе к окну и невольно прислушался. Как будто голос Марины и еще другой, определенно мужской. Что-то нехорошее зашевелилось во мне и вместе с тем любопытство, что ли, родилось: я стал присматриваться. И вдруг ясно вижу сквозь неплотно задернутую занавеску офицера-моряка. Сначала погон увидел. Потом человек повернулся, и вот лицо его. Левушкин… Да, это был он, старший лейтенант Левушкин.

Я отшатнулся, точно боясь, что меня могут увидеть, и быстро пошел прочь.

Ревности не было — меня это и удивляло и радовало. Не было, значит, и любви. Не было — и не надо. В кино я не пошел в тот вечер: решил, что лучше почитать книгу, которую подарил мне Дмитрий Федорович Пряхин, покидая Завируху. Это был томик избранных произведений Сергеева-Ценского, писателя, известного мне по грандиозной эпопее "Севастопольская страда". Ценский, Новиков-Прибой и Станюкович были моими любимыми писателями, познакомившими меня с морем. Помню, адмирал, вручая мне этот томик, говорил с каким-то взволнованным проникновением:

— Ты прочти его всего, внимательно прочти. Это, братец, гениальный художник. Только он еще не открыт массами читателей. Его время придет. Откроют, поймут и удивятся — до чего ж он глубок и огромен. Как океан.