Иван Шевцов - Любовь и ненависть

— Не забывайте — сегодня суббота, — весело напомнила девушка и неожиданно призналась: — У меня такое чувство, будто мы с вами знакомы всю жизнь. Правда?

— У меня тоже. И знаете почему? Потому что у нас с вами много общего.

Тут я пустился в пространное и довольно неясное, даже для себя самого, объяснение, наговорил массу глупостей и, вконец запутавшись, оборвал речь. Поняв мое смущение, она улыбнулась, взяла мою руку, крепко стиснула своей цепкой рукой и, пожелав покойной ночи, спросила:

— Значит, завтра зайдете?

Я пообещал.

До обеда в дивизионе проходили спортивные соревнования, и мое присутствие на них было обязательным. В четвертом часу после полудня я зашел к Марине. У них двадцатиметровая квадратная комната. Чистая и уютная. Увеличенный с фотографии портрет отца — старшего лейтенанта пограничника — висит на стене в скромной бронзовой рамке. У Марины отцовские губы и глаза. И вообще она очень похожа на отца.

Нина Савельевна, ее мать, приветлива и обходительна. От ее сухости и холода, запомнившихся мне с первой встречи, не осталось и следа. Она много смеялась, шутила, нисколько не стесняя меня своим присутствием. Я сидел у письменного стола и слушал школьную историю, которую так забавно рассказывала Нина Савельевна. Закончив рассказ, она зачем-то выдвинула ящик стола, и я совсем случайно увидел лежащую там прямо сверху фотографию молодого моряка. В душе сразу родилось нехорошее чувство, даже два — любопытство и нечто похожее на ревность.

Мне предложили посмотреть семейный альбом. Во многих домах так принято занимать гостей. Вскоре Нина Савельевна куда-то ушла, а я, захлопнув альбом, попросил Марину показать мне карточку, которая хранится в столе. Марина не сделала удивленного лица, не спросила, откуда я знаю об этой фотографии: кокетство, очевидно, было чуждо ей. Отгоняя неловкость, девушка с откровенной улыбкой спросила:

— Она вас так интересует? — и достала фотографию.

С карточки на меня смотрел незнакомый флотский лейтенант.

— Почему вы ее держите взаперти? — спросил я.

— Как-то так, сама не знаю почему, — смутившись, ответила Марина.

— Кто это?

— Вы его не знаете. Просто один знакомый. Он покинул Завируху незадолго до вашего приезда.

— Вы его любили?

— Не знаю. Я была тогда девчонкой, в десятом классе училась. Мы с ним встречались и мечтали… Это были несбыточные мечты. — И вдруг расхохоталась мне в лицо: — Вы словно ревнуете.

— Похоже на правду, хотя мне и самому немножко смешно.

Она стояла рядом со мной, ее рука, крепкая и широкая, совсем не такая, как у Ирины, лежала на столе. Я как бы невзначай положил на нее свою большую руку и посмотрел ей прямо в глаза, доверчивые, ищущие какого-то очень важного ответа.

Она не позволила мне приблизиться, требовательно и ласково приказала:

— Сядьте.

Не повиноваться было нельзя.

— Расскажите о себе.

— Что рассказывать?

— Почему вы здесь один? Ни с кем не встречаетесь? Вас называют убежденным холостяком.

— Тут две неправды. Во-первых, я встречаюсь. С вами, например. А во-вторых, я холостяк без убеждений…

Глаза ее, в которых светился ясный ум, строгие, властные глаза улыбнулись.

Вечером в клубе офицеров мы смотрели выступление флотского ансамбля песни и пляски. Потом у моря слушали шепот волн.

Держась за руки, как дети, мы спустились по скалам к самой воде, отступившей от берега во время отлива на несколько метров. На берегу ни души.

Марина поднимала камешки и бросала их в дремавшее море, точно дразнила его, нарушая дремотный покой. Оба мы молчали.

Утонув в застывшем море, солнце оставило на северной части неба багряный след. Он не угасал, а разгорался. Ночь приближалась к концу. Пора было расставаться.

Случилось это как-то очень естественно, само собой: я поцеловал ее. Она рассердилась или сделала вид, что рассердилась, быстро оглянулась. Нет, никто не смотрел на нас, если не считать просыпавшихся чаек. Она сказала, впервые назвав меня на "ты":

— Иди, тебе нужно выспаться.

— А ты?

— Мне что, я высплюсь. А сейчас хочу здесь побыть одна. — Посмотрела мне в глаза, попросила почти умоляюще: — Ну иди, иди же.

Я стоял, не двигаясь и не отпуская ее рук.

— Пойдем вместе?

Она посмотрела на меня и покачала головой.

— Закрой глаза. А теперь открой.

Я охотно удовлетворил ее просьбу. Она подошла ко мне вплотную, с преувеличенным интересом всматривалась мне в глаза. Снова приказала:

— Еще закрой и не открывай, пока я не скажу. — И вдруг быстро и горячо поцеловала меня в губы. Прежде чем я успел опомниться, стремительным прыжком взметнулась на скалу и, не оглядываясь, бросилась к своему дому. Остановилась у крыльца, помахала мне рукой.