Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— Коль вы посол, да ещё и высокий, двигали бы вы, любезный, прямиком в МИД! Я вам положенное в таких случаях троекратное целование от Гаранта передал, а всё остальное завтра с утра.

Туго соображая, гость пытался что-то возразить.

— Не-не, любезный, в МИД. Там твоё место, а мне неког­да, — Сучианин сгрёб со стола охапку бумаг, — у меня, вот ви­дишь, документы государственной важности. Мне не до послов.

И вот тогда. Тогда эта басурманская рожа с ехидной улы­бочкой подошла к столу и вежливо так положила на самую его середину небольшой продолговатый жетончик, на котором были вычеканены семь золотых скорпионов, держащие на своих хво­стах земной шар.

Теперь бледнеть пришлось канцначальнику. Неповиновение предъявителю подобной бирки могло не только разрушить карье­ру любого чиновника, но и остатки кремлёвской ограды, а может, и всю страну.

Но самое-то страшное заключалось в том, что по слухам, та­кие метки передавались руководителю державы в случаях, когда Властители Мира единогласно выносили Вердикт о Недоверии к нему, а Недоверие это влекло за собой добровольный уход прави­теля и из власти, и из жизни.

— Сейчас, сию минуточку! Чаю гостю, чаю! Да покрепче! Сейчас, любезнейший Пафнутий Смитович, о вас будет, куда след, донесено. — Ибрагим Иванович с проворностью белки метнулся из-за стола. — Ты тут гляди, — гаркнул он дежурно­му, — и не сиди сиднем, а составляйте протокол о ненорматив­ной лексике, сигнализируй по своей линии, ну и его «крути», а я мигом, — и, цапанув со стола бирку, ринулся в дверь.

— Катя! — оставив озадаченного офицера, крикнул он в под­собку, — заварки не жалей, не жалей и сыпь из правильной бан­ки! Ну, вы все у меня!

Последние слова уже подхватило гулкое эхо длинных двор­цовых коридоров, в которых из-за экономии и иных этических соображений лет десять как поубирали ковры. Исчезновению ковров предшествовала долгая фракционная и внутриполитичес­кая борьба, итогом которой стала знаменитая фраза Преемника Четвёртого: «Пусто и гулко, зато нас никто не обвинит в подко­вёрных интригах!» Колоссальнейшей мудрости был правитель, да у нас других, слава богу, и не бывает.

Перво-наперво ушлый канцелярист бросился к наместнику главного визиря, действующему тайному советчику Владисуру Джахарийскому. Небольшого росточка (а небольшие росточки у нас давно прочно в моду вошли), невзрачненький, ако погребная поганка, с коротенькими ручками, губастенький, с горбатеньким носиком, востренькими ушками, в скромном костюмчике, акку­ратненький до отвратности, он тоже относился к старожилам и был, почитай, главным интриганом среди огромной придворной свиты. Именно ему приписывает молва право быть родоначаль­ником суверенной демдиктатуры — главного идеологического учения современной эпохи. Многие, конечно, сомневаются в его первородстве, дескать, где уж ему, он и говорит-то коряво, а уж писать, так это всем ведомо, он только в Кремле научился. Но в суверенной демдиктатуре главное: дух — опора народотворчес­ких сил правопорядка и административной потенции регионов, а не протирание, простите за выражение, штанов в академиях.

— Беда, Владисур, беда! Что и делать, не знаю, одно упо­вание на тебя!

— Ибрагим! Не блажи, отдышись, хлебни чайку, вот приса­живайся. Ишь, как запыхался! Давай-ка всё по порядку.

— Да полно меня успокаивать и чаем баловать! Беда, я тебе говорю, в державе! Царю, тьфу ты чёрт, Августейшему Демокра­ту метку привезли!..

— Какую ещё метку? Ты что, брат, обкурился? — хмыкнул хозяин кабинета.

— Со скорпионами метку, башка твоя тугая! От Высших сил! — и он аккуратно, словно боясь разбить или погнуть, вы­ложил на стол привезённый негром жетон.

Джахарийский побледнел, как полотно.

— Да не может этого быть, ведь не за что же. Не за что! Все указания выполнили, стены срыли, крамолу извели! Дионисия прокляли! Нефть почти всю же им выкачали! Газа уже двенад­цать лет как нет, а мы его поставляем! Ведь поставляем! Жрём всем народом горох, пердим, сжиживаем и поставляем! Так за что, за что метка? — с трудом приладив на нос очки, он дрожа­щими руками взял страшную кругляшку, покрутил, и поднёс к глазам обратной стороной, после чего бросил её на стол и с ви­димым облегчением откинулся на спинку стула.

— И как ты, Ибрагим, столько лет с документами работа­ешь? — с пренебрежением произнёс советчик. — Ты с изнанки- то жетон читал?

— Не, а что?

— Пудов сто! Чуть до сердечного приступа не довёл! Слово там отлито, коротенькое такое: «контакт»! Почтальон твой чер­номазый, важный, очень важный, но всего лишь почтальон! Эх ты! А ещё ветеран Кремлёвских дел! Иди уж, обеспечивай контакт, а вот если не обеспечишь, тогда могут быть и последствия, и санкции, и трибуналы.