Валерий Казаков - Холоп августейшего демократа

— И кто же на такое решится? — удивлённо поднял брови Енох.

— Да кто угодно, — усмехнулся старый генерал. — И те же помещики, и служивые федералисты и, вестимо, муниципальный староста, и депутаты удельных каганов, да мало ли ещё какого люду по окуёмам шарится. В случае чего вы особо не миндаль­ничайте. В государстве всегда должна быть строгость. И запом­ните, никакая другая организация или, если вам будет угодно, шайка, не могут быть сильнее даже самого слабого государства. Это претит здравому смыслу и промыслу Божьему.

— Ваше высокопревосходительство, дозвольте полюбопыт­ствовать, а с ушами-то что стало?

— С какими ушами? А, с банкой? Так она и ныне где-то в крае­ведческом музее пылится. Правда, теперь как яркий пример изувер­ства противников нового строя, так сказать, немое свидетельство борьбы старого с новым. И соответствующее пояснение гласит, что в банке уши не злостных недоимщиков и самогонщиков, а правед­ных активистов, зло умученных сторонниками тёмных сил и анти­глобализма. Понимаю ваше юное смятение. Но всякая наглядность, какой бы она ни была, обязана служить прогрессу. — И глянув на здоровенные часы, выполненные в виде двуглавого медведя, старый генерал хлопнул руками о крышку стола, давая понять, что ауди­енция окончена. — Да заговорились мы с вами, однако, а у меня ещё полно неотложных государственных дел. Так что ступайте себе с богом. Батюшке непременно поклон передавайте и обязательно за­зывайте его к нам в гости. Уж мы-то с ним тряхнём стариной! Обя­зательно сообщите, что варьете здесь по фактуре не хуже столично­го будет, — прибавил он со смехом. — Ну-с, с богом.

Распрощавшись с начальством, всучив на выходе вездесу­щему Ирвану Сидоровичу, уже спешившему в кабинет генерала с подносом и пузатой заиндевелой бутылкой, полукилограммо­вый золотой брелок для ключей, а крутозадой Индиане — объевровские духи, Енох вернулся к товарищам.

Совещание закончилось, и все готовились отметить радост­ное событие всеобщего сбора в окружном центре дружеской пи­рушкой, да и повод был преотличнейший. По древней чиновной традиции всякий новичок, поступивший в ведомство, обязатель­но должен был, что называется, «прописаться» или «проставиться», иными словами накрыть отменный стол и отпотчевать будущих сослуживцев, ну, а если повезёт, то и начальствующий состав. Енох об этом, конечно же, знал, но вместо снеди и домаш­них припасов, настоек и наливок, прихватил с собой побольше наличности и уже отправил Берию организовывать пиршество в одно тихое, но очень дорогое заведение, об экзотике которого был наслышан ещё в столице.

— Енох Минович, не сочтите за навязчивость, — ещё на лестнице окликнул его Юнус Маодзедунович, — уж коли так свелось, что я стал для вас первым знакомцем, позвольте полю­бопытствовать: «прописочку» отмечать сегодня будем? А то на­род беспокоится, ежели вы в стеснении нынче, можно сие благое дело и отложить на какое-то время. Ну, а сегодня, кутнём по под­писке, этак тыщёнки по полторы с носа.

— Позвольте, Юнус Маодзедунович, какая подписка, какие отсрочки, всё за мой счёт, нешто я традиций не знаю? Вы вот что, ежели это вас не стеснит, подсобите мне список составить, кого, кроме коллег, позвать надобно. «Прописка», она ведь дело нешуточное, от неё много зависит, не правда ли?

— Истину глаголешь, сын мой, — раздался откуда-то снизу по-оперному раскатистый приятный баритон.

Енох в недоумении уставился на Иванова.

— Да это же окружной архиерей, владыко Илларион, вы к нему под благословение обязательно подойдите, а после и на посиделки пригласите, — понизив голос, заговорщически сообщил новый зна­комый, — весьма влиятельная, кстати, личность при господине На­местнике, да и вообще, злые языки поговаривают, что он — скры­тый масон и чуть ли не держатель мастерка местной ложи.

— Что ж это ты, Маодзедунович, душе новой и чистой про меня там нашёптываешь? Небось опять про мои грехопадения да про это треклятое масонство? Всё — бессовестные враки, любезный Енох Минович, — привычным жестом благословляя согбенного чиновника и принимая традиционные лобзания, бла­годушно прогудел владыко.

— Ваше преосвященство, не соизволите ли отобедать с нами, недостойными? Так сказать, повинуясь традиции, мы...

— Похвально, похвально, что традиции чтите, но куда же мне в облачении да с панагиями в вертеп разврата и пороков идти...

— Святый владыко, не гневайтесь! Выбор питейного заве­дения был случайным и, конечно, без учёта присутствия вашей милости. Но я это мигом исправлю, прямо сейчас же дам рас­поряжение повернуть всё обратно.