Тим Паркс - Дорогая Массимина

– Знаю… Наверное, я просто глупая. – И в теплой темноте раздался нервный смешок.

– Как только доберемся до Сардинии, сразу же позвонишь домой.

Моррис поздравил себя с тем, что не примчался на вокзал Термини слишком рано и не пришлось несколько часов торчать на перроне, объясняя Массимине, почему они не сели на первый поезд до Чивитавеккья, откуда отплывают суда на Сардинию. Местный поезд из Лидо подошел к перрону без четверти двенадцать, так что до прибытия экспресса из Милана оставалось каких-то пятнадцать минут на то, чтобы купить билеты до Чивитавеккья и глянуть на расписание парома. А потом еще чуть больше десяти минут до отправления их собственного поезда. Морриса неожиданно захлестнула благодарность к итальянским железным дорогам, которые еще ни разу его не подвели. В предвкушении долгого морского путешествия Массимина напрочь позабыла о своем желании вернуться домой; покупая билеты в кишащем, как муравейник, здании вокзала, они чувствовали себя обычной отдыхающей парой, тем более что на девушке была соломенная шляпка, а его щеки со вчерашнего дня значительно порозовели.

Чтобы как-то убить оставшееся время, Моррис повел ее покупать темные очки. (И почему он раньше до этого не додумался?) Он выбрал самые большие, самые круглые и самые темные из всего изобилия, и после недолгой перепалки по поводу цены (Массимина права, цена была до абсурда высока, но ведь у них фирменная оправа, как терпеливо объяснил продавец) очки были куплены. Когда они вышли из магазинчика и вернулись на вокзал, объявили, что экспресс Милан-Палермо прибудет на шестую платформу. По расписанию. Как штык. Моррис посмотрел на часы и сказал Массимине, что хочет еще раз позвонить другу на Сардинию. Надо известить его о времени приезда. А она пускай отправляется на пятнадцатую платформу, откуда отходит поезд на Чивитавеккья.

Чувствуя на себе ее взгляд, Моррис направился к телефонному залу. И тут его осенило. Нет, ход воистину гениальный! До прихода миланского экспресса оставалось минут пять. Моррис зашел в телефонную будку и набрал номер полиции Вероны. Инспектор Марангони отправился обедать, но его помощник Толайни находился на месте.

– Значит, ничего нового? – расстроенно переспросил Моррис.

– Нет, синьор Дакворт. Ничего существенного.

– Вы не нашли того человека из автобуса?

– Даже следа не нашли.

– Но я не понимаю. Ведь если ее похитили, то должны были запросить выкуп или что-то в этом роде…

– Ну… – Молодой детектив колебался, но поболтать был явно не прочь. В конце концов, беднягу можно понять: весь законный обеденный перерыв вынужден торчать у телефона. – Разумеется, мы в любую минуту ожидаем, что похитители потребуют выкуп. Но пока ничего нет. Лично я подозреваю, что они, возможно, сумели за нашей спиной связаться с родственниками и договорились о сделке, не поставив нас в известность.

– Понимаю. Такое случается?

– Когда речь идет о похищении, да. Мать чаще всего пребывает в отчаянии, а родственники жертвы, естественно, склонны считать, что полиция действует недостаточно активно, что полиции все равно и так далее. С психологической точки зрения это явление довольно хорошо описано в специальной литературе.

– Могу представить, – уныло пробормотал Моррис. Он уже едва сдерживался, чтобы не рвануть со всех ног к поезду. Полиция ни черта не знает! А поезд вот-вот покажется. Скорее, скорее туда, скорее схватить деньги… Но он заставил себя разговаривать с Толайни еще целую минуту, изображая вежливый интерес.

На шестой платформе царила толчея. Тем лучше. Справа шипел и лязгал подъезжающий миланский экспресс, а на левый путь с минуты на минуту ожидался скорый до Венеции. Вокруг сновали солдаты, туристы-рюкзачники, неизменные вокзальные старухи, по перрону перекатывалась безликая толпа; люди смеялись, курили, досадовали, что не забронировали место в вагоне, или, напротив, радовались, что забронировали место. (Первые ворчали, что теперь придется торчать в коридоре аж до самого Неаполя, вдыхая туалетные миазмы.) Куда ни плюнь, хныкали и вертелись дети, отдельным островком колыхалась группа едва научившейся ходить малышни, все с воздушными шариками, на попечении единственной древней монахини. На Морриса снизошло спокойствие. Пара пустяков.

Поезд лязгнул в последний раз и остановился. Состав еще разок дернулся, двери вагонов распахнулись, и нетерпеливая толпа хлынула на платформу навстречу другой толпе, с таким же остервенением рвавшейся внутрь, – каждый со своим громоздким багажом, каждый норовит ударить им по ноге соседа. Моррис, у которого ничего не было при себе, быстро пробирался через людской водоворот, оглядывая все подряд купе в поисках таблички «Первый класс». Первую такую табличку он нашел в третьем вагоне. Он дошел до четвертого вагона, переждал, пока рассосется людское стадо, нырнул в вагон и быстро двинулся по проходу назад. К тому времени, когда он опять очутился в третьем вагоне, купе наполовину опустели, а в коридоре маялись с сигаретами два-три человека. Плохо, в пустом вагоне его легче заметить. И все же Моррис остался спокоен, он не ждал никаких сложностей.