Тим Паркс: Призрак Мими

Паола, будучи дотошной от природы, быстро переняла стиль Морриса – тщательно отработанную суховатую отстраненность, которую она находила «жутко прикольной» и считала подлинно английским изыском, не замечая правды, часто причинявшей самому Моррису душевную боль: англосаксы в массе своей – тупое, пошлое быдло. Так они и жили вдвоем месяц за месяцем, наслаждаясь сексом, столь же прихотливым, сколь и восхитительно свободным от всяких там сентиментальных сложностей. Паола не выучила ни слова по-английски, зато спустила уйму денег. Выяснилось, что она, в отличие от голубки Мими, сполна разделяет тягу Морриса к изысканным яствам и напиткам. В результате он в первый (и, к счастью, последний раз в жизни) сплоховал, почти непрерывно пребывая в легком подпитии. Нет сомнений, именно это помешало ему вовремя разглядеть менее привлекательные черты характера Паолы.

Вернувшись вместе в Италию следующей весной, они обнаружили, что нечаянная беременность старшей сестры Антонеллы вынуждает ее поспешно выйти замуж за наследника бройлерной империи, уродца Бобо Позенато по прозвищу Цыплак. Этой кличкой его наградила Паола; язвительный ум был одним из немногих качеств, которые Моррис по-настоящему в ней ценил. Все перевернулось вверх дном. Мамаша Тревизан не могла нарадоваться на эту партию, выгоды от которой с лихвой возмещали неловкость ситуации. Колоссальные деньги пошли на ветер. Молодым были куплены роскошные апартаменты; для свадебного приема в самом дорогом веронском отеле «Две башни» целая команда модисток шила Антонелле подвенечный наряд, невзирая на ее интересное положение.

Средь этой праздничной суматохи бойкой Паоле почудилось, что бесцветная зануда сестра обходит ее на повороте. Да и Моррис в Лондоне не раз от нечего делать задумывался, а не попытаться ли ему все-таки стать своим для Тревизанов. Его неприязнь к Бобо выросла вдвое, а то и втрое. В конце концов, разве не из-за этого нахального, пронырливого щенка Моррису указали на дверь, когда он пытался получить Массимину традиционным путем, и не эта ли обида заставила его пойти на преступление? Нельзя косноязычным прыщавым юнцам, начисто лишенным не только благодатного воображения, но и мало-мальски сносных манер, находиться на такой короткой ноге с богатством и властью. Этот пример вопиющей несправедливости только подогревал в Моррисе неугомонную жажду взять свое. Конечно, он теперь и сам довольно обеспечен… а для чего, собственно, «довольно»? Ну, купит он не одну, а две или даже три квартиры (ах, почему не потребовал больше, когда все зависело от него?). Все равно с миллиардами, которыми ворочали Цыплак и иже с ним, эта малость не шла ни в какое сравнение. Хуже того, Моррису приходилось мучительно сдерживать себя, чтобы не попасться на трате денег, взявшихся непонятно откуда. Как последнему идиоту, ему по-прежнему приходилось строить из себя нищего приживала, которым он на самом деле больше не был. Это выводило из равновесия. Верно Маркс учил: человек не станет настоящим богачом, покуда у него в руках нет средств производства. Несколько сот миллионов лир в еврооблигациях давали всего лишь слабенькую защиту от инфляции.

Поэтому, когда в один прекрасный вечер Паола весьма решительным тоном заговорила, как шикарно у всей родни поедет крыша, если они с Моррисом вклинятся в представление и устроят двойную свадьбу, он поспешил согласиться с ней. В самом деле, почему бы и нет, это будет просто здорово. Кроме того, продолжала рассуждать Паола, если они упустят момент, то придется опасаться, что Цыплак, которого отец и старший брат не пускают в семейный бизнес, влезет на винодельни Тревизанов. А там, глядишь, вотрется в доверие к мамаше и в конце концов проглотит их дело целиком. Если же не тянуть с женитьбой, Mamma придется выделить и Моррису какое-нибудь, по возможности не менее почетное, место…

Теперь, оглядываясь вспять, Моррис понимал, какую прискорбную, постыдную слабость он проявил, отдавшись во власть существа, которое едва знал за рамками постельных забав да всевозможного кайфа (Паола увлекалась еще и марихуаной). В итоге недюжинные силы ума ему приходится вкладывать в возню с дрянным виноградником. А главное, – поскольку именно это являлось неизбежным условием проникновения в семейную империю Тревизанов, – обхаживать надутого рохлю, который не то что партнером не способен стать, но даже в достойные конкуренты Моррису не годится.

Что ж, каждый в конечном счете получает то, что заслужил. Не это ли Моррис старался втолковать своему родителю, наговаривая – на диктофон все последние пять лет, а то и дольше? Каким человек родился, таким ему и быть. Судьбу определяет характер. Именно так поступил Моррис Дакворт в неотвязном страхе, что окончит дни на свалке, невзирая на свои миллионы. И если сейчас, доверху набив секретер записанными кассетами, он прекратил попытки объясниться с отцом, так только потому, что понял наконец: из-за этого самого клейма – характера, судьбы, назови как угодно – папаша не захочет слушать, да и просто не поймет, сколько ты ему ни вдалбливай. Вонючий старый козел! Горбатого могила исправит. А Моррису суждено остаться верным своей природе, погружаясь в себя, пока не наступит горестный конец. Уйти никем не понятым и отчаявшимся, с печатью на устах. Приняв это как должное, он проявит мудрость.