Милорад Павич - Внутренняя сторона ветра

Душа эта была на первый взгляд просторной, плохо проветренной и с довольно низкими потолками, одним словом, душа как душа, но при этом, несомненно, чужая. Освещение в ней было немного лучше, чем в прежней, собственной душе капитана фон Витковича, однако, несмотря на это, капитан вовсе не был уверен, не наткнется ли он неожиданно на выступ или стенку в этой чужой душе. Хотя господин капитан считал, что в жизни самое важное это вовремя вступить в свой пятый десяток лет, он почувствовал себя неуютно.

Естественно, он сразу заметил перемену, чего нельзя было сказать о двух сопровождающих его людях в военной форме с винтовками, которые ровным счетом ничего не замечали. Точно так же перемены не заметили ни военный прокурор, господин подполковник Кох, ни следователь, майор фон Палански, который во время допросов капитана фон Витковича по-прежнему продолжал испытывать приступы удушья всякий раз, когда подследственный называл явления, лица и вещи, связанные с процессом, их истинными именами.

Вопреки такому отсутствию бдительности следственных и судебных органов, а может быть именно благодаря этому, дело капитана фон Витковича становилось все более запутанным. Кроме того, что он был приговорен (за контакты с военными кругами иностранного государства, а именно Королевства Сербии) к пожизненному заключению и уже очень скоро должен был прибыть на поезде из Вены в Петроварадин, к месту, где ему предстояло отбывать наказание, теперь у него возникли дополнительные неудобства, связанные с чужой душой. Причем неудобств было по крайней мере два. Во-первых, он с полным правом задавал себе вопрос, где же находится его собственная душа и что происходит с ней в то время, пока он, закованный в длинные тонкие цепи, в сопровождении двух конвойных направляется сквозь чужую душу (которая теперь была передана ему) в сторону Петроварадина. В этой чужой душе он чувствовал себя (и сейчас уже в этом не было никаких сомнений) все хуже и хуже. Он не знал, как в ней ориентироваться, и понятия не имел, существуют ли военные компасы, предназначенные для ориентации во время перемещения по чужой душе.

Содрогнувшись от этих мыслей, господин капитан фон Виткович вдруг увидел на стекле вагонного окна в отражении собственного лица усталые глаза своего отца, и в тот же миг у него возник вопрос: а что происходит с владельцем этой души, которая теперь оказалась в сфере его компетенции? Чем он занимается, кто он, где живет и когда был изгнан из собственной души, которую потом передали другому? Самым же неприятным было то, что господин капитан и предположить не мог, как эта чужая душа, на дне которой он ехал сейчас в поезде вместе со своими тюремными вшами, будет реагировать на его привычки и непростые обстоятельства его нынешнего, нового положения.

Было неизвестно, например, как она отнесется к его хронической зубной боли или к тому факту, что он теперь вынужден время от времени поджаривать на углях и есть тюремных мышей?

В этот момент мысли господина капитана прервал чей-то высокий голос, который печально, как сквозь чисто вымытые волосы, запел в поезде за его спиной. И как бы отвечая на этот звук, зубная боль господина капитана фон Вит-ковича усилилась, а чужая душа, переданная теперь ему, затрепетала всеми своими струнами. Так господин капитан узнал, что она музыкальна, чего никак нельзя было сказать о его собственной душе… И тогда его благородие капитан фон Виткович решил попробовать разобраться, что собой представляет эта новая душа. Найти те неизвестные ему области, которые она, несомненно, охватывала и которые для него, естественно, были совершенно чужими. И вот, сидя в цепях на вагонной лавке, он начал осмотр.

Передвигаясь по чужой душе (в сущности, вслепую – единственным возможным в данной ситуации способом), господин капитан фон Виткович наткнулся на окно. Обыкновеннейшее окно (ну и ну, у души, оказывается, могут быть окна, подумал он и посмотрел в него). По ту сторону ничего не было.

Абсолютно ничего. Однако самое окно, находившееся в чужой душе, имело совершенно новое значение, такое, какого никогда за всю жизнь капитана фон Витковича не имело ни одно другое окно. Это была не просто оконная рама с деревянным переплетом в форме креста с запором (то есть ручкой) посередине.

Окно представляло собой толкование времени и жизни господина фон Витковича, да и вообще любого из живущих на свете людей. Современник Гаусса, знаменитый физик XVIII столетия Атанасие Стойкович еще в позапрошлом веке знал, что существует не одна вечность, а две, и это же было прекрасно известно капитану фон Витковичу, потому что физика входила в программу военного училища. Сейчас эти две вечности были представлены центральной вертикальной планкой оконной рамы, а время – горизонтальной. Место пересечения вечностей и времени было отмечено ручкой, то есть оконным запором. Здесь находилась тайна или же ключ жизни. Именно здесь, думал господин фон Виткович, потому что в этой части вселенной время научилось останавливаться. Может быть, как раз здесь мы имеем дело с каким-то прирученным временем. Жизнь возможна только в таком времени, которое на мгновение остановилось, и невозможна тогда, когда оно течет неприрученным.