Игорь Ефимов - Обвиняемый

– Ну, вот скажи мне, ты – образованная, начитанная американка! – ты хоть знаешь, что они называют женским обрезанием? Нет? Так я тебе объясню. Они вырезают шести-семи-восьмилетней девочке клитор. Чтобы она не баловалась сама с собой по ночам, не мечтала о мальчиках. Какая-нибудь старуха в деревне прирабатывает этим ремеслом. Орудует обычным ножом. Или бритвой. Без наркоза, без дезинфекции. Прихватывает окружающие ткани, чтобы было наверняка. Половина подвергнувшихся обрезанию остаются искалеченными на всю жизнь. Каждое любовное соитие с мужем – для них мука и ужас.

На слове?клитор? голова Марго дернулась, как от выстрела. Треуголку полководца снесло пролетевшим ядром, пробитое знамя поникло, подзорная труба затуманилась слезами.

– Перестань, перестань, перестань! Прошу тебя. Если не хочешь, чтобы я упала лицом в свою лингвинью.

– Китайцы бинтовали девочкам ноги, чтобы ступни оставались маленькими и изящными. Какое-то африканское племя с детства насаживает своим женщинам на шею медные обручи – все выше и выше, – так что позвонки утрачивают связь друг с другом, вытянутая по-жирафьи шея не может держать голову. Да, таковы их понятия о неизбежной плате за красоту. И кто – какой бездушный расист – посмеет вмешиваться в это? Сейчас припоминаю, что я ведь ничего не осуждал! Я, наоборот, похвалил египетское правительство. Восславил его за то, что оно приняло закон, запрещающий женские обрезания.

– Вот-вот. Ты похвалил секулярное правительство, а их мусульманский Верховный суд тем временем объявил этот закон антиисламским. И потребовал его отмены. Переводчик сказал корреспонденту, что его мать в свое время сделала обрезание его сестре. Подпись под твоей фотографией гласит:?Американский профессор оскорбил мою мать?.

Они замолчали, вернулись к еде. Негромкий взволнованный Брубек слал им из бара смутные надежды, призывал не отчаиваться, взлетать над горестями земной юдоли. Парочка за соседним столиком расплатилась, переплела пальцы, двинулась к дверям, прижавшись друг к другу щеками.

– В конце концов, – сказал Грегори, – какой вред может мне причинить маленькая арабская газетка, издающаяся в Детройте? Даже если ее поддержат все фанатики, по которым плачут нильские крокодилы? Даже их Верховный суд, выползший из фараоновых гробниц?

– Тут-то и загвоздка, – печально сказала Марго. – Беда в том, что они нашли способ дотянуться до тебя.

– Пошлют террориста-самоубийцу? Похитят сестер, потребуют выкуп?

– О, нет, гораздо проще. Они сделали заложниками твоих коллег. Тех, с которыми ты даже не знаком. С разных кафедр: археологии, истории, арабистики. Пятеро профессоров, как обычно, летом подали заявления в египетское консульство, прося разрешения приехать в Египет для научных исследований. Четверым было отказано, один все еще ждет решения. Основание для отказа: наш университет внесен мусульманской улемой в черный список. Визиты его сотрудников нежелательны, ибо они позволяют себе делать высказывания, оскорбляющие честь и достоинство египетского народа.

Грегори вдруг вспомнил, как однажды в школьные годы их класс отправился на экскурсию в горы, к домику знаменитого мореплавателя. Который так устал от вида многолетних волн, что последние годы жизни провел, вознесясь подальше – повыше – от них. И в самом начале пути пятиклассник Скиллер неловко подвернул ногу. Он делал вид, будто все в порядке, и пытался не хромать, не отставать. Но лодыжка распухала на глазах, делалась похожей на футбольный мяч. Боль налетала толчками, потом полилась сплошной струей. Однако конец дороги был виден, до линии горизонта оставалось каких-то сто ярдов. Стиснув зубы, он доковылял вместе со всеми. Распрямился, взглянул вперед. И только тогда – сквозь слезы – увидел перед собой всю гору. С крохотным домиком мореплавателя наверху.

– Мисс! Мисс! Можно вас на минуточку? Да, еще один коктейль. Пожалуйста – двойной.

Марго только покачала головой, вздохнула. Нет-нет, никто не требует возврата сухого закона. Но штрафовать безответственные рестораны, дающие мужчинам возможность безответственно напиваться, – конечно же, это наше право, отвоеванное недавно в тяжелых судебных боях.

– А может, мне плюнуть на все и вернуться в свое инженерство? – сказал Грегори. – Как было хорошо! Рисуешь на экране лампочки, выключатели, полупроводники, спиральки, предохранители – и умненький компьютер все это собирает в правильную схему. А кто-то – где-то – эту схему соберет – спаяет – вставит самолетику в нужное место. И самолетик полетит, полетит – через степи, горы и океаны. Что меня понесло учиться дальше? На черта нужна мне была эта философия?