Василий Андреевич очень изменился. Некогда высокий и худощавый, с романтической бледностью и горячим взором, он располнел; исчезла его прекрасная шевелюра, обнажив выпуклый лоб; лицо стало тучным, молочно-белым, темные глаза смотрели спокойно и дружелюбно, и только на губах по-прежнему играла приветливая улыбка. Держался в обществе отстраненно. Прошел было слух о его увлечении графиней Самойловой, да... Впрочем, послушаем современника и приятеля поэта: "Жуковский, сказывали мне, объяснялся с графиней Самойловой. Он ей сказал, что сожалеет о том, что исканию его дружбы она не ответствовала, и изъявление его к ней дружбы приписала, как видно, другому чувствованию, которое, впрочем, внушить она всех более может. Как доведено было до этого и что далее им было сказано не знаю, но на эти слова она, сказывают, молчала, и будто показались у ней на глазах слезы... И подлинно: как? Человек приходит женщине сказать: не подумай, ради бога, чтоб я в тебя был влюблен!!!"
На этом все и кончилось.
Шли годы, зимы, весны... Казалось, ничто не могло изменить жизни закоренелого холостяка. Наступил год 1841-й. Жуковскому 57 лет. И тут он совершает неожиданный для всех поступок: подает в отставку и... женится. "И вдруг в одно мгновение из чаши судьбы Провидение вынуло мне жребий, с которым все так давно желанное разом далось мне". Не он решил - "Провидение вынуло"...
Нареченной Василия Андреевича стала Елизавета фон Рейтерн, старшая дочь старинного друга Гергарда Вильгельма фон Рейтерна, с которым поэт познакомился в далеком 1826 году в Эмсе. Как будто повторилась история с Машей, но только на первый взгляд. Познакомились будущие супруги в 1832 году, когда девочке было 13 лет. Поэт произвел на нее большое впечатление. Жуковский очень редко виделся с семьей друга - раз в несколько лет, когда сопровождал своего венценосного воспитанника, путешествующего по Европе. Когда же в 1839 году он приехал в замок фон Рейтерна, то был потрясен. "Дочь Рейтерна, 19 лет, была предо мною точно райское видение, которым я любовался от полноты души... Мне было жаль себя; смотря на нее и чувствуя, что молодость сердца была еще вся со мною; я горевал, что молодость жизни миновалась и что мне надобно проходить равнодушно мимо того, чему бы душа могла предаться со всем неистощенным жаром своим... Это были два вечера грустного счастья. И всякий раз, когда ее глаза поднимались на меня от работы (которую она держала в руках) в этих глазах был взгляд невыразимый, который прямо вливался в глубину души... Этот взгляд говорил мне правду, о которой я не смел и мечтать". А может быть, вспомнилось последнее Машино напутствие: "Женись, Жуковский! Это единственное, чего тебе недостает, чтобы быть совершенным!"? Во всяком случае, после долгих размышлений и колебаний он объяснился с Рейтерном. Ему было отказано. Пока...
Жуковский не обременял семью визитами. Лишь год спустя он вновь вернулся к этому разговору и услышал в ответ: "Все зависит от решения дочери".
Любовь, надежды, мечты наполнили сердце Василия Андреевича радостью и восторженным удивлением: "Вся моя личная жизнь помолодела". Это заметили и друзья. "Он сохранил себя лучше нас. Я нашел его моложе себя, а он годом старее",- писал Ал. Тургенев в письме.
Объяснение состоялось 3 августа 1840 года. Елизавета была подготовлена отцом к этому разговору. Ее сердце ответило: "Да!" Жуковский в письме к родным не сдерживает чувств: "Она любит меня так, как будто я был молодой человек". Друзья и близкие радовались за поэта: "Подруга его, кажется, искренне любит его".
Восхищала друзей и невеста. Долли Фикельмон очарована ею: "Прелестна, ангел Гольбейна. Один из этих средневековых образов: белокурая, строгая и нежная, задумчивая и столь чистосердечная, что она как бы и не принадлежит здешнему миру". "Не принадлежит здешнему миру..." Всегда удивляюсь женскому чутью.
Молодые поселились в Дюссельдорфе. Жуковский сам выбирал дом. "Я убрал этот домишко так удобно, что не могу желать более приятнейшего жилища". Он счастлив и боится спугнуть счастье. В письме к Елагиной звучит страх сомнения: "...Долго ли продлится блаженный сон? и не дай бог проснуться!"
Пробуждение было скорым. После первых безмятежных недель стало ясно, что Елизавета, воспитанная на Гёте и Шиллере, не готова принять тернии жизни. Вся тяжесть семейное жизни упала на Василия Андреевича. На пятом месяце беременности у Елизаветы произошел выкидыш. Молодая женщина едва осталась жива. Жуковский назвал это "предисловием моего будущего".
Читать дальше