Викас Сваруп: Вопрос — ответ

— Нет. Никаких приборов на нем не было. К тому же ни пейджеры, ни сотовые в студии не работают.

Сахиба озаряет новая догадка.

— А что, если у него в голове имплантирован кристалл памяти?

Джонсон вздыхает.

— Боюсь, господин комиссар, вы насмотрелись научно-фантастических фильмов. Впрочем, что бы там ни было, ваша задача — помочь нам выяснить всю подноготную. Нам неизвестно, кто его сообщник. Мы не представляем, как он подавал сигналы. Но я на сто процентов уверен: парень смухлевал.

— А вы не думали откупиться? — с надеждой предлагает собеседник. — Я хочу сказать, может, он и не в курсе, сколько нулей у миллиарда. Подбросьте голодранцу пару тысяч рупий, и пусть радуется.

Врезать бы ему по почкам, этому комиссару!.. Положа руку на сердце, до участия в викторине я и впрямь не знал, сколько это — миллиард. Но теперь-то знаю. И намерен биться за свой выигрыш. Со всеми девятью нулями.

Ответ американца Джонсона меня успокаивает.

— На это пойти никак нельзя. Тогда мы будем уязвимы перед законом. Видите ли, он либо честно победил, либо сплутовал. То есть либо миллиард, либо тюрьма. С вашей поддержкой мы надеемся добиться второго, потому что третьего не дано. Мистера Михайлова хватит удар, заставь его кто-нибудь раскошелиться на такую сумму.

Комиссар глядит лысому прямо в глаза.

— Понимаю, к чему вы клоните, — произносит он, растягивая слова. — Но мне-то какой интерес ввязываться?

Джонсон будто по сигналу подхватывает Сахиба за локоть и ведет в дальний угол. Мужчины приглушенно переговариваются. До меня долетают лишь два слова: «десять процентов». Комиссар заметно оживляется.

— Согласен, мистер Джонсон. Считайте, все уже сделано. А теперь не мешает потолковать с Годбоулом.

Вызывают инспектора.

— Годбоул, вам удалось из него что-нибудь вытянуть? Тот бросает на меня злобный взгляд.

— Ничего, комиссар Сахиб. Ублюдок заладил одно и то же: он, дескать, знал ответы. Ему, мол, повезло.

— Повезло, значит? — щерится лысый американец.

— Да, сэр. Но мы еще не применяли допросы третьей степени. А то бы он уже пел канарейкой. Позвольте, сэр, и я вытрясу имена сообщников, не успеете глазом моргнуть.

Комиссар смотрит на Джонсона и Нанду.

— Не возражаете?

Продюсер энергично трясет головой, мотая длинными волосами.

— Вот еще. Никаких истязаний. Газетчики уже пронюхали об аресте. Стоит им узнать о плохом обращении с узником — и нам крышка. У меня и так забот по горло, не хватало только поцапаться с чертовыми защитниками гражданских прав.

Комиссар отечески хлопает его по спине.

— Билли, с каких это пор вы превратились в американца? Не тревожьтесь, Годбоул — мастер своего дела. На теле не останется следов.

От желчи мой правый бок раздувается, точно тяжелый воздушный шар. Хочется сблевать на пол. Сахиб подходит к выходу.

— Годбоул, мы с джентльменами пока удалимся, но к завтрашнему утру я желаю знать имя сообщника и все подробности. Любой ценой выбейте из него нужные сведения. Но поосторожнее. Имейте в виду, от этого зависит ваше продвижение по службе.

— Спасибо, сэр. — Инспектор сверкает искусственной улыбкой. — Не беспокойтесь, сэр. Когда я с ним разберусь, парень сознается и в убийстве Махатмы Ганди.

А в самом деле, кто его убил? Помню только, перед самой смертью он крикнул: «Иду к тебе, Рама!» Я еще удивился: это же мое имя! И отец Тимоти терпеливо растолковал, что Махатма призывал индуистского бога Раму, изгнанного в джунгли на четырнадцать лет.

Между тем Годбоул, проводив комиссара и его спутников, врывается в кабинет, захлопывает за собой дверь и, тыча в меня пальцем, тяжело сопит:

— Ну, все, засранец, раздевайся!

Острая пульсирующая боль истекает из каждой поры на коже. Мои руки привязаны к балке шершавой бечевкой. Деревяшка расположена в девяти футах над полом, так что ноги болтаются в воздухе. Такое ощущение, будто конечности отрывают от тела. Я совершенно голый. Ребра торчат наружу, как у голодающего ребенка из Африки.

Годбоул издевается надо мной больше часа — и до сих пор не закончил, каждые полчаса меняя орудия пытки. Сперва загнал мне в задний проход палку, намазанную красным чилийским перцем. Казалось, внутри ползает обжигающая змея. Я извивался, давясь от боли. Потом он сунул мою голову в ведро с водой и держал там, пока легкие чуть не взорвались. Я фыркал, задыхался и почти утонул.

Теперь инспектор сжимает в руках провод под напряжением, словно бенгальский огонь на Дивали. [7] Дивали (Дипавали) — один из самых важных фестивалей индусского года. По всей Индии в эти дни зажигаются свечи, лампы и костры в ознаменование возвращения бога Рамы из его 14-летней ссылки. Люди пускают фейерверки, раздают друг другу сладости, украшают двери и пороги домов декоративными гирляндами из листьев манго и ноготков (торанс), а также рисунками из разноцветных порошков (ранголис). Неотъемлемая часть праздника — почитание Лакшми — богини богатства и изобилия. Пританцовывая, как пьяный боксер, инспектор внезапно бросается на меня и тычет проводом в левую ступню. Электрический ток пылающим ядом простреливает все мое тело.