Алексей Рыбин - Фирма

– В общих чертах.

– Слушай, не пизди ты мне про общие черты. Пиратством он занимается.

– Ну…

– Не "ну", а так, как я сказал. И с этим надо кончать. У нас такая тема сейчас, что даже наркота, которая по нему проходит, – это второй очереди дело. А первая очередь – пиратство. Там очень большие люди замешаны, ты даже себе представить не можешь. Вся эта тема – она же очень давно катит, авторские права и прочее… И занимались этим до Грека совсем другие люди. А он у них хлеб отбивает. Так что, похоже, ломится ему конец нехороший, Греку-то…

– А я тут при чем? Для чего ты мне все это выкладываешь?

– А для того, что не сегодня-завтра он на тебя наедет. Ты теперь единственный владелец Ренаты этой долбаной, так?

– Ну…

– Вот тебе и "ну". Что ты думаешь, Грек мимо такого куска пройдет? Он ее диски уже в производство запустил, ты понял? И потом – он хочет копнуть под Гольцмана. А как это легче всего сделать? Через кого? Думаю, через тебя. Ты под боком у него, а в Питере ты в авторитете… Так что жди гостей.

– Я не знал…

– Не знал он… Так я и поверил тебе, Шурик. Короче. Пойдешь сам к Греку и предложишь сотрудничество.

– Это как же понимать?

– А так и понимать. Он, Грек, сейчас к Вавилову клинья подбивает. Хочет монополизировать все производство в стране. Представляешь себе масштаб? Все фирмы хочет убрать. Вернее, не убрать, а взять под себя. И начал с Вавилова. Слияние происходит пиратского бизнеса с официальным. И, естественно, друг мой Шурик, что официальный в пиратском растворится. Командовать же парадом будет господин Грек. А нам это – ну совсем не нужно. Неудобно это нам, понимаешь?

– Кому – нам?

– Нам, – веско сказал Буров. – Понял, нет?

– Кажется, понял.

– Вот. Ничего от тебя не требуется. Кроме одного – завести с Греком общее дело. А остальное это уже наша работа. Усек?

– Ну, знаешь! Я вижу, к чему все это ведется.

– К чему же?

– Стукачом меня хочешь заделать при Греке. Я же не мальчик, что ты мне голову морочишь? Сказал бы прямо – стучать надо. А то – "общее дело"…

– Повторяю – мне от тебя ничего больше не требуется. Пока. А потребуется – будет отдельный разговор. И не советую тебе вилять хвостом, Шурик. На тебе уже столько висит, что, знаешь, живешь – и скажи спасибо. При деньгах и на свободе. И все это у тебя останется. Даже еще лучше будет, если станешь меня слушаться. Понял меня?

Шурик смотрел на следователя и думал, что, кажется, ничего страшного ему не предлагают. Из подобных ситуаций он выкручивался уже не раз, выйдет без потерь и из этой.

Рябой даже не удивлялся, что Буров смотрел на него совершенно трезвыми глазами – видимо, и опьянение, и наркотическая эйфория были простой и незатейливой игрой. Ну, пусть так.

Буров резко встал – не покачнувшись, не сделав ни одного неточного движения.

– Все, Шурик, я поехал. Дела, знаешь ли…

– Может, тебя подвезти? – спросил Рябой.

– А я что, похож на пьяного?

– Да вроде бы нет…

– "Вроде бы"! Эх ты, Шурик, Шурик… Ладно, до скорого. И советую не откладывать дело в долгий ящик. Чем быстрее, тем лучше. В идеале – прямо завтра выходи на Грека. Лучше всего без посредников, прямо на него самого.

– А как я его найду?

– Шурик, не лепи горбатого. Не рассказывай мне, что тебе Грека не найти. Найди уж, будь любезен.

Александр Михайлович поднялся с кресла:

– Я тоже поеду.

Рябой положил на стол две стодолларовые бумажки – в ресторане "Кармен" по ночам можно было расплачиваться валютой – и вышел на улицу вслед за Буровым.

Небольшая площадь перед рестораном была пуста. На стоянке, охраняемой плечистым парнем в пятнистой униформе, который вальяжно прохаживался в стороне, находилось всего пять машин – джип Шурика, "Тойота" следователя, серая "Ауди", неизвестно кому принадлежавшая, "Мерседес" Аграновского, видного предпринимателя, гуляющего в ресторане допоздна, и невесть как оказавшиеся в столь респектабельном месте белые "Жигули" шестой модели.

– Ну, пока, Шурик, – сказал Буров, протягивая Александру Михайловичу руку. – Желаю здравствовать.

– Счастливо, – ответил Рябой, пожимая холодную сухую ладонь следователя.

– О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, – задумчиво проговорил Буров, не выпуская руки Александра Михайловича. – Правильно классик сказал.

– Это ты к чему? – спросил Рябой, снова чувствуя в словах Бурова подвох.

– Да так… К тому, что ни в чем нельзя быть уверенным.

– То есть?

– Ни в чем. Даже, если хочешь знать, в смерти твоего дружка. Лекова.