Владимир Ераносян - Фронтмен

— Генерал, а что Вы думаете по поводу планов Бразилии вступить в военный союз с Чавесом. Не считаете ли Вы это попыткой создать противовес Североатлантическому Альянсу? — изрек свое предположение янки.

— Я Вас умоляю. Не смешите меня… — ухмыльнулся сеньор Кальдерон, — А если в военный блок к Чавесу попросится Лукашенко, Штаты что, вывесят белый флаг?

— Аргентина точно попросится. Это дело времени. — дополнил свой многозначительный прогноз американец.

— Вот и я говорю, надо было не Багдад бомбить, а Каракас! — резюмировал генерал.

— Весьма не патриотично…

— Зато прагматично.

Во время непринужденной беседы с американским эмиссаром к генералу подошел человек с гарнитурой в ушной раковине, он что-то сообщил сеньору на ухо, после чего дон Диего немедленно оставил гостей на зеленой лужайке и направился в сторону дома.

— Мои собачки, мои крошки… — приговаривал он, ускоряя шаг, и в конце концов, перешел на бег.

У крыльца лежали две бездыханные собаки — гордость его питомника.

Генерал склонился над отравленными тушками, снял перчатку и провел ладонью по складкам вокруг собачьей шеи.

— Найти, кто это сделал, — тихо вымолвил он, закатив глаза. Его взгляд устремился не ввысь, а внутрь, в глубину его сути, туда, где покоилась месть, обрученная с неуемной жаждой власти. Колумбийские «парамилитарес» и секьюрити бросились в мониторную. Генерал проследовал за ними.

— Этих павлинов ряженых мне не надо показывать. — злился Кальдерон, — Обслуга. Незаметные халдеи… Стоп. Вот эта официантка. Чего она так суетится? Только тихо… Приведите ее ко мне. Тихо, я сказал.

Мерседес, обезумевшую от исчезновения Бачо, окликнул тяжелый мужской бас:

— Вы забыли поднос с фуагрой…

— Да, — только и ответила женщина. Но ей не велели беспокоиться, взяли под руки и препроводили в ранчо.

Она стояла в просторном холле одна. Вскоре в комнате появился генерал Кальдерон и попросил охрану оставить их наедине. Колумбийские наемники обыскали Мерседес, подали знак боссу, что она чиста, и удалились.

— А я ведь узнал тебя, женщина. Это ты приходила со своим ублюдком на другой день после того, как твой муженек попытался меня ограбить.

— Энрике под страхом смерти не покусился бы на чужое… — Мерседес вытерла руки о форменный фартук и добавила, — На всем белом свете не было ни одной причины, по которой мой Энрике должен был умереть сейчас, когда в нем так нуждается его сын и его жена.

— Этот придурок вечно мешался под ногами. Это свойственно необразованной черни.

— Поэтому он хотел выучить своего сына, чтобы надменный убийца не смел называть его чернью!

Дон Кальдерон ударил Мерседес жезлом. Он рассек ей глаз, но она выпрямилась как гутаперчивая гимнастка и плюнула сеньору прямо в лоб.

Бачо все слышал. Он хотел защитить свою маму, но очень боялся выйти из туалета. В его руках был пистолет с какой-то насадкой на дуле, но он не знал, как правильно им воспользоваться и выстрелит ли он, если изо всей силы нажать на курок. Он посчитал себя трусом. Потому что не вышел, когда злой дядя ударил его мать. Но больше — потому что он фактически наложил в штаны от страха. Но совсем чуть-чуть. Так как основную часть своего страха он все же выложил в белоснежный унитаз.

— Тварь! — генерал смахнул плевок со лба и заорал, — Ты хочешь узнать, как все было?! Только учти — твой Кике тоже поплатился за то, что слишком много узнал! Все случилось здесь, на этом самом месте. Он решил сходить на мой унитаз и услышал не предназначавшуюся для его ушей информацию. Мои люди открыли дверь… Вот так! А это еще кто!? — удивился сеньор Кальдерон, уставившись на мальчугана без штанов.

Это выражение лица сохранилась на лице генерала и после глухого выстрела из пистолета. Бачо нажал на курок только один раз, попав в то самое место, которое его мама пометила плевком. Во лбу Диего Кальдерона образовалось бардовое пятнышко, и он рухнул на пол. Охрана никак не отреагировала на звук, предполагая, что дон Диего усердно «обрабатывает» своим жезлом отравительницу своих собак.

— Мама, это я подбросил собакам отравленное мясо и украл пистолет. Я не хотел, чтобы ты стала убийцей…

— Тихо, мой маленький. Ты чего без штанов? — плакала Мерседес.

— Мамочка, только не ругайся, я чуть-чуть обкакался, — с дрожью в голосе прошептал Бачо.

— Я поняла. — Она мигом сняла с сына испачканные трусы, засунула их в фартук бумагу и застегнула пуговицы на его брюках. — А теперь пора отсюда выбираться. Выйдем через террасу. Там есть спуск, по тропинке прямо к нашему гетто.