Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

Комната Петры была первой из каморок нижнего этажа, по правую руку от входа в коридор. Вдоль стен стояли ряды кувшинов и бутылей с разными лекарственными средствами: лист апельсинового дерева для снятия нервного напряжения, спорынья для уменьшения болей во время менструаций, можжевельник от укусов насекомых, подорожник от ячменей и ушных болезней. Слуги очень уважали Петру, потому что свято верили в могущество ее рук. Петра умела вправлять вывихи, устранять опущение матки, примочками залечивать раны и перевязывать их листом подорожника, который называла универсальным средством. В ее каморке был алтарь с множеством святых, у каждого из которых было два имени: христианское и африканское. В центре помещалась фигурка Элеггуа, «Того, кто главнее Бога».

Петра ежедневно приготавливала Буэнавентуре ванну из целебных вод источника. Каждые две-три недели она кипятила коренья, которые, по ее убеждению, имели магическую силу, и добавляла отвар в ванну из синей мозаики, куда погружался Буэнавентура. Тот был уверен, что ванны Петры помогают ему в делах. Например, если начиналась война цен и какая-нибудь калифорнийская фирма пыталась установить на рынке свои порядки на торговлю зеленой спаржей марки «Грин вэлли», продавая ее по заниженной цене, Буэнавентура принимал ванну Петры, и его белая спаржа из Аранхуэса тут же становилась самой популярной. Люди предпочитали фрикадельки из белой спаржи под майонезом, салат из белой спаржи с сыром бри или форшмак из лангустов с белой спаржей. Его спаржа продавалась как горячий хлеб, без всякого снижения цены, и через день-другой Буэнавентура получал несколько тысяч долларов прибыли.

Петра была маршалом Буэнавентуры, она претворяла в жизнь дома его приказы. Ребека считалась второстепенным авторитетом. Прежде чем исполнить какое-нибудь распоряжение Ребеки, слуги вначале советовались с Петрой. Они испытывали к ней глубокое почтение, ведь именно благодаря ей многие выбрались с болот Лас-Минаса и смогли жить под крышей Буэнавентуры относительно вольготно.

Петра всегда относилась к Кинтину с особенным вниманием, не забывая напоминать о том, что этим он обязан своему отцу. Буэнавентура с годами стал несколько склоняться в пользу независимости для Острова, однажды он даже вложил деньги в какое-то нелегальное предприятие. Он прожил на Острове много лет, говорил он, намного больше, чем в Испании, и ему трудно жить с мыслью, что его приемная родина не управляет собой самостоятельно. К примеру, не может торговать с другими странами, не имеет своей армии, не в состоянии сама выбирать себе президента – все это не укладывалось в голове потомка конкистадоров.

Кинтин тяготел к интеграции в состав США, возможно, не без влияния своего деда Арриготии. Аристидес внушил ему восхищение перед Соединенными Штатами, одним из подлинно демократических государств в мире, и был убежден, что Остров должен входить в состав этой страны. «Соединенные Штаты завоевали нас в 1898 году, а через двадцать лет дали нам свое гражданство, не спросив, надо нам это или нет. Эта страна поставила нас в затруднительное положение и теперь должна вывести из него с честью».

В день первого причастия Кинтин получил от своего деда в подарок экземпляр доклада Линкольна в Геттисбурге, на больших листах с золотым обрезом, чтобы внук повесил его на стену у себя в комнате. Когда Кинтин окончил школу высшей ступени, Аристид ее подарил ему брошюру Алексиса Токкевиля «Американская демократия» и книгу «Воспоминания» Томаса Джефферсона. Кинтин прочитал обе книги с большим вниманием, и его восхищение Соединенными Штатами возросло еще более.

В юности Кинтин любил поговорить об этом с Буэнавентурой за ужином. Их споры носили вполне дружеский характер, и Кинтин пытался объяснить отцу, что близость к Америке в течение последних пятидесяти лет американизировала нас гораздо больше, чем мы сами думаем. Пуэрториканцы храбро сражались за демократические ценности и свободу во время Второй мировой войны, войны в Корее и во Вьетнаме; нет никаких причин для того, чтобы американцы отбирали у нас право составлять часть своей страны.

Буэнавентура уважал мнение сына, поскольку видел, как серьезно относится Кинтин к вопросу о независимости. Сам он был уже не в том возрасте, чтобы принимать все это слишком близко к сердцу. А вот Петра очень сердилась. Она тут же влезала в разговор и начинала поносить Кинтина.

– Ты храбрый воин, как твой отец, или ты трус? – спрашивала она его, вскинув голову. – Ты боишься независимости, и тебе хочется, чтобы наша страна навсегда осталась протекторатом Соединенных Штатов.