Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

В день свадьбы мы прибыли в церковь на «роллс-ройсе сильвер-клауд», принадлежавшем Буэнавентуре, который вел Брамбон, одетый в униформу из плотного хлопка. Платье бабушки Габриэлы сидело на мне прекрасно. Кинтин в сюртуке и цилиндре Буэнавентуры был похож на принца из сказки. Ребека двадцать лет хранила и то и другое завернутым в папиросную бумагу, чтобы ее дети надели и сюртук, и цилиндр в день своей свадьбы. Когда мы шли по центральному нефу, я не могла не вспомнить папу, – как бы он радовался сейчас, если бы был жив. Баби тоже радовалась бы моей свадьбе, но только если бы я выходила замуж за кого-нибудь другого. Она не хотела видеть меня замужем за Кинтином.

После церемонии, около шести часов вечера, мы вернулись в «роллс-ройсе» в дом на берегу лагуны на свадебный ужин. Дом выглядел прекрасно. Перила террасы были обвиты гирляндами белых орхидей, а столы поставлены у самой воды. Петра самолично изготовила свадебный торт: трехэтажное сооружение, покрытое глазурью и увенчанное парой сахарных голубков, которые клевали из купели, расположенной на самом верху. Утром Петра позвала нас с Кинтином в кухню и показала нам торт; она хотела, чтобы мы увидели его первыми.

– Любовь – единственный источник молодости, – сказала она, и ее ослепительная улыбка растянулась на пол-лица, будто половинка луны. – Это тот самый секрет, который Ребека так и не сумела разгадать.

Буэнавентура распорядился, чтобы подавали шампанское «Кодорнью» – сорт, который ему привозили из Испании, – и в течение всего ужина официанты в белых куртках и белых перчатках сновали между столами, наполняя бокал то одному, то другому гостю. Игнасио после долгого бормотания по причине нервного напряжения сумел наконец произнести тост за здоровье молодых, и оркестр заиграл «Ты и я», мелодию Мореля Кампоса, под которую мы с Кинтином должны были танцевать. Мы уже хотели было встать из-за стола и выйти на середину, как вдруг у самой террасы показалась целая флотилия лодок, украшенных фонариками из разноцветной бумаги, которые весело подмигивали над черной водой. В лодках сидели люди, они пели и играли на гитарах. Такой была серенада, которую Петра вместе с остальной прислугой заказали в нашу честь.

Мы протанцевали наш танец и вернулись, держась за руки, на свое место за столом. Мы просидели там больше двух часов, пили шампанское из одного бокала и смотрели в глаза друг другу, уйдя в особенный мир, мир двоих. Ни я, ни Кинтин не были любителями многочисленных сборищ и людской суеты, так что мы чувствовали себя на собственной свадьбе немного чужими. Мы считали минуты, которые оставались до отъезда в аэропорт; тем же вечером мы улетали в Нью-Йорк, а на следующий день – в Париж, где должны были провести медовый месяц. Пары медленно танцевали вокруг нас, двигаясь в такт музыки Рафаэля Эрнандеса. Неожиданно чувственные движения их тел заставили меня вспомнить о Ребеке и о ее несчастном выступлении с танцем Саломеи. Ребека мечтала стать балериной и поэтессой, но после того, как она вышла замуж за Буэнавентуру, ей так и не удалось осуществить в полной мере ни одно из своих призваний. Я поклялась, что со мной этого не случится.

Капитал Антонсанти составлял лишь малую толику того огромного состояния, которым владела семья Мендисабаль, и потому родители Кинтина хотели, чтобы он женился на девушке из какого-нибудь старинного и богатого семейства Сан-Хуана. Монфортов, разумеется, при этом не упоминали, поскольку они хотя и были землевладельцами, но Мендисабали считали их полукровками; родство, по их мнению, сомнительное.

С точки зрения Ребеки, мои родители совершили ошибку, послав меня учиться в Вассар-колледж. За эти четыре года я совершенно американизировалась, сказала мне однажды свекровь, и приобрела некоторые слишком раскованные привычки. Женщины не должны столько учиться, иначе им потом очень трудно привыкнуть к семейной жизни, и они редко бывают счастливы в браке. Поэтому, когда Родина и Свобода закончат в Сан-Хуане школу последней ступени, Ребека предполагала отправить их в «Ла Розе», колледж для сеньорит в Швейцарии. Сама Ребека училась только один год в школе последней ступени в Саградо-Корасон-де-Ато-Рей; она вышла замуж в шестнадцать лет и никогда больше не испытывала потребности учиться; читала стихи по своему желанию. Университетский диплом в руках замужней женщины – это, конечно, преимущество; она может блеснуть в разговоре на каком-нибудь официальном приеме, что всегда на пользу ее супругу, и, кроме того, это позволит ей лучше воспитать детей. Но для женщины незамужней университетский диплом представляет собой угрозу, потому что мужчины боятся таких женщин. И потому Родина и Свобода поступят в «Ла Розе», где они научатся быть образцовыми хозяйками дома и познакомятся с детьми из лучших семей Европы, я слушала все это, и во мне закипало раздражение, но перечить Ребеке я не осмеливалась. Я понимала, что быть сиротой – мое преимущество, ибо это придавало мне оттенок незащищенности. Я разбавила этот факт высшим образованием, как считала Ребека, и теперь отдала себя на милость семьи. И раз я являюсь членом клана, то должна разделять все убеждения семьи и все ее предрассудки.