Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны

– Полная луна благоволит к тем, кто ищет друг друга, – сказал она, беря его за руку. – Тем, кто поклоняется ей, она дает свет и силу и помогает найти дорогу.

И она опустилась на колени перед алтарем. Потом повела Аристидеса в маленькую комнатку в задней части дома, где не было никакой мебели. Они сели на пол на подушки из потертого бархата. Рядом с ними в единственной лампаде курился дымной спиралью фимиам, да в углу комнаты стоял аквариум с рыбками, в котором поднимались пузырьки воздуха.

Тоска наклонила голову и сложила ладони. Черная волна волос закрыла ее, так что лица не стало видно.

– Вы ничего не должны говорить, – сказала ему девушка. – Закройте глаза и отдайтесь своим мыслям, они сами полетят ко мне.

Аристидес глубоко вздохнул.

Тоска взяла левую руку Арриготии в свои и стала медленно водить пальцем по линиям его ладони. Она заговорила так, как говорят, войдя в транс.

– Все покинули тебя: жена, губернатор, друзья, – прошептала она. – У тебя был долгий счастливый брак. Но твой тесть умер и не пожелал, чтобы его похоронили на Острове. Твоя жена не захотела с ним расставаться и увезла его тело на пароходе далеко отсюда. Твоя дочь – свет очей твоих, но она замужем за человеком, которого ты не выносишь. Одиночество может быть очень суровым наказанием, особенно если ты не сделал ничего такого, чтобы заслужить его.

Она умолкла и выпустила его руку. Занавес из черных волос откинулся назад – на Аристидеса смотрели сверкающие, влажные черные глаза. Он так и сидел, уронив голову на грудь.

– Я пришел, потому что хочу покончить с собой, но у меня не хватает смелости, – сказал он дрожащим голосом. – Укажи мне средство, которое поможет старику обрести мужество.

Тоска посмотрела на него с сочувствием. В свои пятьдесят девять лет Аристидес был все еще привлекательным мужчиной, с длинной седой шевелюрой и крепкого сложения.

– Ты всегда был хорошим человеком, – сказала она ему. – Но то, что хорошо для одних, плохо для других, нельзя угодить всем. Твоя ошибка в том, что ты с самого начала не понял, в чем для тебя благо. И все-таки есть у тебя одна возможность, не убивай себя, пока не используешь ее. – И она, положив руку ему на бедро, наклонилась и поцеловала его.

Аристидесу показалось, что его тело растворилось в воздухе, словно дым, поднимающийся из лампады, которая свисала с потолка позади Тоски. И вдруг он почувствовал себя так, будто рядом была Маделейне; он словно вдыхал запах ее духов, похожий на аромат орхидей, чувствовал прикосновение нежного золотистого пушка к своей щеке. Однако Тоска не дала ему времени подумать об этом. Она откинулась на подушки и стала раздеваться. Аристидес не останавливал ее. Тоска разделась и легла рядом с ним. Аристидес повернулся к ней и стал целовать. От нее исходил терпкий аромат земли, густых зарослей кустарника, диких куропаток. Он снял одежду, закрыл глаза и проник в самую глубину ее естества. Когда все кончилось, он в изнеможении откинулся на подушки. Маделейне испарилась, как не бывало. Его больше не мучил ни запах ее духов, ни золотистый пушок.

– Спасибо, Тоска, – сказал он. – Это лучшее средство для Одинокой Души.

Перед его уходом Тоска сказала:

– Твоя целомудренная душа вконец иссушила твое нутро. Что тебе нужно, так это погрузиться на время в пучину греха. Приходи ко мне каждую неделю, – увидишь, как быстро ты пойдешь на поправку.

Тоска оказалась права. После того, как он тридцать семь лет занимался любовью в соответствии с брачными рекомендациями монахинь из монастыря Непорочного Зачатия в Бостоне, любить Тоску было для него освобождением. Впервые в жизни Арриготия чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Офицер полиции, который был приставлен к Аристидесу, ходил с ним до дома Тоски. Он ничего не сказал начальству о том, что там происходило, но рассказал все Ребеке. Та была возмущена, узнав, что ее отец живет с какой-то мулаткой. Когда Аристидес пришел навестить ее в доме на берегу лагуны, то сел на террасе в ожидании, что Ребека спустится и побудет с ним, но она так и не появилась. Даже Буэнавентура, уж на что у них были плохие отношения, и тот обошелся с ним лучше. Он находил его приключение с гадалкой весьма живописным и в чем-то оздоровляющим.

– Эта Тоска как раз то, что нужно твоему отцу, – сказал он Ребеке однажды. – Если мужчина еще на что-то способен в постели, значит, скоро он не загнется.

Когда Буэнавентура приходил вечером с работы домой и заставал там Арриготию, который опять явился с визитом, он тоже усаживался на террасе перекинуться с ним словцом. Он спрашивал, как идут дела и не надо ли чем помочь, потом прощался с ним и уходил к себе в комнату принять душ и переодеться. Но если Ребека за чем-нибудь спускалась вниз и оказывалась на террасе, то отворачивалась и проходила мимо, будто он призрак.