На следующий день, когда настало время завтракать, в столовую решительным шагом вошла Петра. Она была в переднике, таком белом, что он походил на мякоть кокоса, а на шее у нее поблескивали веселые разноцветные бусы. Подобные изменения меня удивили: всего несколько дней назад, когда она ухаживала за Вилли, то едва могла подняться по лестнице, а сейчас она была такой, как в давние времена. За Завтраком нас всегда обслуживала Кармина, и я спросила Петру, где она сейчас.
– Вместе с остальными слугами уехала в Лас-Минас, на крестины одной из моих праправнучек, – сказала Петра, – и до вечера не вернется.
Петра принесла нам кофе с очень нежным парным молоком и наготовила целое блюдо гренок по-майоркски.
– Я принесла вам завтрак сама, потому что сегодня день рождения Буэнавентуры, – сказала Петра со значением.
Она стояла возле Кинтина, сложив руки на переднике. Кинтин надел очки и открыл первую страницу «Ла Пренсы».
– Ты права, Петра, – сказал он, посмотрев на дату в углу страницы. – Сегодня 18 сентября 1982 года. Буэнавентура родился 18 сентября 1894 года. Сегодня ему исполнилось бы восемьдесят восемь лет. Спасибо, что помнишь его.
– Твой отец привел меня в этот дом больше пятидесяти лет назад, – добавила Петра еще торжественнее. – Я была рядом с ним в час его смерти и рядом с Ребекой, когда родился ты. Я служила им верой и правдой. Я никогда ни в чем тебя не упрекала, даже когда ты спутался с Кармелиной тогда, в зарослях. Это правда, что ты написал завещание, по которому оставляешь все свое состояние какому-то фонду? – Лицо ее сделалось серым.
Кинтин рассеянно посмотрел на нее и обмакнул гренок в кофе с молоком.
– Если я отвечу – да, то что, это для тебя так важно? – холодно спросил он.
Петра посмотрела на него в упор. Она была очень высокая и стояла совсем близко от стола, так что серебряный кофейник с дымящимся кофе приходился как раз на уровне плеча Кинтина. И вдруг я увидела, что Петра со всей силы ударила Кинтина кофейником по голове. Я толком даже не поняла, что произошло, передо мной, будто молния, пронеслось ужасное видение, меня охватила дрожь.
– Вилли – внук Буэнавентуры, но он также и Авилес, – напомнила Петра. – Если ты лишишь Вилли наследства, я расскажу ему тайну Кармелины, и семья Авилес будет против тебя. – Ее голос гремел по всему дому.
Кинтин резко отодвинул стул и встал с непроницаемым лицом.
– Весьма сожалею, Петра, – сказал он. – Я всегда старался делать для Вилли все возможное, никто в Сан-Хуане не был бы так великодушен, как я. Но если ты будешь настаивать на том, что он – мой сын, я в суде буду это отрицать. У тебя нет никаких доказательств.
Впервые Петра бросила вызов Кинтину Она защищала его в самые трудные моменты жизни, даже после самоубийства Игнасио. Она считала, что разорение дома «Мендисабаль» произошло не по вине Кинтина, а в результате непреложного закона природы: сильная рыба пожирает слабую. Но в случае с Вилли все было по-другому.
Я встала и побежала вслед за Кинтином, который был уже у дверей. Я взяла его под руку, стараясь удержать.
– Ты должен простить Петру, – сказала я, понизив голос. – Она уже старая и не ведает, что говорит.
– Разумеется, я ее прощу, – резко ответил Кинтин. – По-моему, пришло время отправить ее к родственникам в Лас-Минас. Она уедет завтра же.
Я чувствовала себя побежденной. Я была совершенно согласна с Петрой, но не осмелилась защитить Вилли.
Кинтин
Этой ночью, пока Кинтин без сна лежал в кровати, до него дошел смысл слов Петры; теперь он понял, почему она ненавидела его. Вилли считал, что его усыновили; ему никогда не говорили, что он сын Кинтина и имеет право на свою долю наследства Мендисабалей. Но Петра была в этом убеждена. И не могла простить Кинтину его завещания.
Но ведь это его деньги, он заработал их в поте лица и мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Фонд Мендисабаля – благородное дело; благодаря фонду в Сан-Хуане появится первый музей произведений искусства. И потом, это совсем неверно, что Кинтин будто бы собирается лишить наследства и Вилли, и Мануэля, как это расписала Исабель в своей книге. Когда он отправится в лучший мир, оба его сына будут получать щедрую ренту до конца своих дней, так же как и Исабель. Но для Петры это не имело никакого значения. Она хотела, чтобы Вилли унаследовал все: «Импортные деликатесы», коллекцию живописи, счета в банках – словом, все состояние Мендисабалей целиком.
Читать дальше