Михаил Чулаки - Долгие поиски

Молодые люди сверху закричали:

— Володя, дави!

Парад раздражал Лену: ведь это не просто сильные ребята вышли — сильных на любом пляже полно, — нет, это шли влюбленные, влюбленные в свою силу. За каждым громадным бицепсом, за каждой мощной шеей годы и годы преданного служения Мускулу!

И только приглядевшись, видишь, как нелегко дается такое великолепие: у кого бинт на колене, кто эластический чулок на ногу натянул. Молодые ребята щеголяли обнаженными телами, те, кто поопытней, поддели фуфайки под трико.

Последним шагал Юра — меньше всех ростом в своем весе. У Лены нос защипало от нежности и жалости: оба колена замотаны, предплечье замотано. Под трико синяя фуфайка, как всегда: тепло сберегает. Сберегать тепло у Юры почти мания. Почему-то большие мускулы имеют свойство застуживаться, и Юра даже летом ходит в шерстяной рубашке, а спит всегда в теплом белье. Когда-то Лена любила гладить его удивительно шелковистую кожу, но давно уже во время объятий чувствует под ладонями только немецкое теплое белье.

Диктор, нет, не просто диктор, судья-информатор, знаменитый Аптекарь — он на всех чемпионатах объясняет зрителям происходящее своим характерным высоким голосом, — представил атлетов с полным перечислением титулов. Потом представил судейскую тройку и, наконец, дошел до апелляционного жюри. Вот кто больше всех Лене нравился!

За длинным столом позади помоста сидели культурного вида люди, пожилые, с нормальными плечами, два профессора среди них, а в центре — знаменитый Громов, Герой Советского Союза (вот человек: когда-то был чемпионом по штанге, а потом прославился настоящей работой — Юре бы так!).

Снова зазвучал громкий марш, атлеты вернулись за кулисы, судьи уселись вокруг помоста, помигали красными и белыми лампочками — проверили аппаратуру, ассистенты развинтили новенькую штангу, сняли с нее лишние блины, и вот уже выходит первый участник.

Начинают всегда самые слабые. Эти Лену не интересовали. Она равнодушно смотрела, как первый с трудом взвалил штангу на грудь. Было видно, что ему тяжело: покраснел страшно, по́том покрылся. Судья хлопнул в ладоши, атлет медленно, с натугой выжал штангу, дождался судейской отмашки и с облегчением бросил. Поднял-таки, молодец! Но зажглись почему-то три красные лампочки: не засчитали судьи, почему — Лена не поняла. Кто-то свистнул.

— Ногами поддал, — сказал знаток сверху.

— А кто не поддает? — возразил другой.

— Умеючи надо, чтоб судьи не видели.

Потом выходили другие, кто поднимал, кто бросал. Лена смотрела невнимательно, не различала лиц, так что даже не поняла, взял все-таки тот первый свой вес или остался с нулем, «забаранил», как Юра говорит.

Но вот Аптекарь объявил знакомую фамилию: «Шахматов», — Юра его упоминал. Значит, конкурент, значит, надо, чтобы не поднял. Вышел писаный красавец. Компания сверху закричала:

— Володя, дави всех!

Шахматов поднял легко и красиво — никакой натуги, никакого пота.

— Как палку, — сказали сверху.

Добавили маленькие диски и объявили еще одну знакомую фамилию: «Рубашкин». Тоже легко выжал, но куда до Шахматова — тот греческий бог, а этот леший какой-то. И, наконец, вышел Юра, самый маленький сегодня. Но зато и плечи самые широкие!

Юра вышел медленно. Долго натирал ладони магнезией, топтался в ящике с канифолью. Страшно, наверное, к такой громадине подходить!

Наконец над самой штангой остановился, постоял (о чем он думает? О своей Лене? О дочке? О медалях?), наклонился над штангой, присел — и рраз! — неуловимым движением вздернул громадину на грудь. Но ведь он на корточках сидит! Просто так и то с корточек встать трудно, а тут десять пудов на груди! Посидел секунду и начал выпрямляться. Бугры вздулись на бедрах, — больно же! — и вот Юра уже стоит прямо. Штанга чуть прогибается, и нагруженные концы ее ритмично покачиваются — вверх-вниз, вверх-вниз… Судья высоко поднял ладони, выдержал паузу и хлопнул. Юра отклонился назад, и штанга полезла вверх. Вверх! Скорее бы! Есть!! Судья махнул, Юра аккуратно, без звона поставил штангу на место, слегка поклонился и пошел.

Лена вдруг почувствовала такую слабость и усталость, точно это она только что десять пудов подняла.

Зажглись две белые лампочки и одна красная. Почему? Раз две белые, все равно засчитали, но обидно: за что красная?

В большом разминочном зале стоял звон. Ребята разогревались: подымали небольшие веса и небрежно бросали штанги с вытянутых рук — на соревнованиях полагается опускать аккуратно, ну а здесь можно силы поберечь. Обычно разминочные штанги бывают старые, разбитые, со сборными блинами, но эти, новенькие, как и все во дворце, сияли красными необлупленными плоскостями. Согревшись, атлеты надевали теплые халаты или натягивали шерстяные костюмы, прогуливались между помостами в ожидании вызова. Среди синих костюмов выделялся Рубашкин — весь малиновый, с тройным золотым лампасом. Вдоль стены стояли раскладушки — некоторые между подходами любят полежать.