Юрий Цыганов - Гарри-бес и его подопечные

— Все сказал?

— Не знаю… Нет! Все разве скажешь! Они ненавидят любое свободное слово! Гоголя не подпустили к себе, Пушкина прокляли, Толстого отлучили… Недавно узнал: Веню Ерофеева, любовь мою, измудохали церковники… Ренан, Ницше, Скорсезе — всех под запрет… Дай им волю, они бы всю литературу пожгли! на всех Художников проклятье наслали бы! В одном святом писании и ковырялись бы…

— Ну и как? легче стало? Голова не кружится? От этакой крутизны… обличитель минувших столетий…

— Легче не стало. И не станет уже. Но и верить в их Бога не могу я… Не получается. Тошнит. Стыдно все это. Эти ритуалы, молебны, посты… Эти упитанные попы, ряженые, как матрешки… выползшие к нам из ветхого прошлого… говорящие на каком-то тарабарском птичьем языке… Современные иконы — пустые, лощеные — писаные какими-то полоумными тетками или шпаной от искусства… Эти идиотские обряды: перекреститься, поклон отвесить, ручку поцеловать… Руки целуют только бабам, крестным отцам мафии и священникам! Это же сумасшедший дом! Театр абсурда! Маски-шоу! Да это просто нечистоплотно! Постыдно! Особенно сейчас… Когда ум наш свободен, когда мы знаем что почем… Что случилось? Что случилось с этими людьми? Они спятили? Побежали наперегонки… Поэты, политики, бабы какие-то невразумительные, казаки с саблями, монархисты, школьники… Кто вперед свечку поставит… Отпевают, венчаются, крестят, в прорубь ныряют, хором поют… Все отметиться кинулись… Словно на учет в партячейку становятся. Покаяние так и хлынуло… Скорбное, надрывное… с душком… словно нечистоты. Срамно это, понимаешь, срамно!

— Религию делают люди. И священники простые смертные. А люди все разные… и очень плохие, и глупые в том числе. А народ наш, в массе своей, незатейлив, напуган, измордован беспросветным житьем… Он отвык жить без Пастыря. Не умеет. Он инфантилен еще, недоразвит… а в сущности чист… Идола украли, вот он и мечется, не знает куда приткнуться…

— …страшновато как-то… эта незатейливость… на агонию похожая…

— Только, заметь, никто их в церковь силком не тащит… Ты во всяком случае свой выбор сделал. Тюремные нары да бардаки тебе милей, кажется… И чего возмущаться? волну гнать… Наезжать на то, что тебя не касается…

— Я понять хочу… откуда ветра дуют… надувают тоску. Отчего так хреново на сердце? так неправильно в нем? Ты скажи… а что, обязательно к кому-то приткнуться? к какому-нибудь теплому Богу? Самому эту жизнь не осилить?

— Кому как… У художников своя дорожка, свои нераспаханные поля… Вы же, кладокопатели, во всем сомневаетесь, все на зуб проверяете… Боитесь, надуют вас, фальшивую монету подсунут. Но нормальным людям Наставник необходим. И Вера, и Любовь, и Надежда… А как иначе? Он живет в трудах… Ему копать недосуг. Но добро от зла и он отличает без промаха. Его память сама выбирает… За два тысячелетия сколько идолов было воздвигнуто, сколько свергнуто… Но, заметь, в доброй памяти сохранился только Он. Единственный. И Павла, кстати, в том немалая заслуга. И учеников. Они сохранили нам имя Христа и Подвиг его. Они создали церковь, куда могут прийти все несчастные, все убогие и обиженные… С последней надеждой. А ведь церковь для них и создана, чтобы с Богом наедине побыть. Поплакать, попросить, покаяться… А что здесь зазорного? Что зазорного в слабости, в просьбе, в молитве? Человек силен только на людях, только в миру. Сам с собою он слаб. Даже суперсильный и независимый и гордый… Он слаб и одинок перед ликом Вечности, перед загадкой Вечности. Потому и суетится, и грешит. Потому и боится… Быть может, только Он и был силен. Потому что чист. И невинен. Потому и идут к нему люди. И всегда будут идти. Ведь до Христа дойти надо. И путь тот нелегок и долог…

— Не знаю… Может быть… Узоры складно вяжешь… Я тоже слаб и напуган бываю. Хотя хочу доказать обратное… Что силен. Что мужчина. И ничего не прошу я у Бога… По опыту знаю — не даст. Унизит и не даст. Я лучше с ним на равных поговорю, как разумный с разумным. А в этих молитвах… столько лукавства, столько заведомой обреченности… И так мало жизни! Я когда стакан залужу, тоже как будто молюсь… Истину прозреваю… Но потом-то — облом! Коварство вскрывается! Мечта о жизни и сама жизнь, это такие разные штучки…

Тут другое… Я сам в претензиях… В грандиозных претензиях к Жизни! Я хочу получить от нее невозможное — ответ на вопрос! Хоть намек на него… От меня что-то скрыли! Самое главное! Всем сказали, а меня не заметили… Не сочли нужным! Потому и рвусь я в ворота, со страстью и грохотом, которые никто не запирал! Доказать силюсь то, что и так давно ясно… Всем ясно! Только не мне… Ничего мне не ясно! По большому счету. И чем дальше, тем очевидней… В глубине, в подсознании… Абсолютно все — неясно! И не знаю я ничего наверняка. Не понимаю. Одни вопросы…