Ицхак Мерас - Тучи над городом

— Я не спал всю ночь, я измучен, — шепотом уговаривал он сам себя.

Он закрыл глаза.

Но и перед закрытыми глазами вставал этот вид с высоты, с вершины горы Витоши, этот странный вид, такой болезненный, очень болезненный, когда видишь, глядя с этой высоты, раскинувшийся в долине город и черные тучи, упавшие на него и борющиеся с его улицами, площадями, домами, ослепительно очерченными солнцем.

Он старался думать о другом.

Он старался вспомнить, что было вчера, вчера вечером, ночью, вчера в гостинице, в его номере, когда они сидели вдвоем и потягивали водку, и в бутылке было уже почти совсем пусто.

Но, открыв глаза, он снова увидел медленно-медленно проплывавшие над землей тени тучи, и его охватил страх смерти, может, оттого, что он был наверху и так напряженно смотрел вниз, его охватил странный, суеверный страх смерти, и еще ему казалось, что там, внизу, там, где тучи отбрасывают тени, кто-то теперь умирает, или страдает, или мучается.

— Хорошо, что я не колдун и не волшебник, — пытался он посмеяться над собой.

Он прижался к ней, как испуганный ребенок, к ней, единственной оттуда, снизу, живой, реальной, к единственному человеку рядом с ним, сжал ладонями ее виски, утопил пальцы в ее свободно ниспадающие волосы, опустился ниже, погладил ее длинную шею.

— Давай говорить о любви… Давай говорить о нашей с тобой любви, — повторял он шепотом, почти касаясь лицом ее лица, — Я правда люблю солнце, а не тучи, правда, ты и это угадала, я люблю солнце… Давай говорить о любви, — и тут сам себя оборвал: — А может, это тоже любовь, любовь к тебе, если тени туч такие болезненные?

— Пойдем отсюда. Пошли. Скорее! Ты действительно устал. И мы слишком высоко забрались.

А ведь в самом деле вчера в гостинице, в его номере, а может, не вчера, а уже сегодня, ночью, снова растянувшись на широком диване, закрыв глаза и позволяя касаться себя глазами, а потом и не только глазами, она сказала ему:

— Я не хочу… всего. Прошу тебя. Я не хочу. Тогда не останется тебя. Словно тебя и не было. Словно никогда не было.

И он замер.

А она, не открывая глаз, очень криво усмехнулась.

— Я говорила тебе… Я все про тебя знаю. Ты капризный, ты честолюбивый, ты любишь чистоту и солнце. Но я покажу тебе тучи. Хочешь? А кроме того, тебе нравятся женщины. Но на этот раз тебе не повезло… Извини…

Все, что оставалось в бутылке, он выплеснул в свой стакан. Враз сглотнул, как воду, никак не в силах сообразить, захмелел он или нет.

В этот момент она открыла глаза, и он рухнул возле нее на пол, протянул руки, чтобы обнять.

Она смотрела прямо ему в глаза и ничего не говорила, ни звука.

В тот самый момент, когда его пальцы ощутили тепло ее руки, зазвонил телефон. Он звонил долго, с короткими перерывами, видимо, внизу, на коммутаторе сидела та самая красивая девушка в очках, которая вчера вечером подала ему ключ.

— Говорите, — сказала она, когда он поднял трубку.

На том конце он услышал сдавленный мужской голос:

— Извините, если разбудил. Через полтора часа у дверей гостиницы вас будет ждать автомобиль. Ваш поезд через два часа.

— Спасибо. Благодариа… — ответил он, это было единственное болгарское слово, которое он выучил несколько дней назад.

Она сидела на краешке дивана, подперев лицо руками, и смотрела на него странным взглядом.

— Когда уезжаешь? — спросила она.

— Через полтора часа.

Только теперь он заметил, хотя с вечера в номере горела лампа, что сквозь задернутые шторы пробивается дневной свет.

Он раздвинул шторы.

Давно уже рассвело.

Он смотрел на нее и хотел, но не знал, как спросить, что ей скажут дома, если ее всю ночь не было.

— Ты не угадал, — ответила она, не ожидая вопроса. — Нет у меня ни некрасивого мужа, ни красивой дочери.

Он обошел ее, прошел мимо, пнул разверстый чемодан и остановился возле шкафа.

— Тем лучше, — буркнул, — хотя этого я не ждал. — И добавил: — А мне повезло. Мне чертовски повезло, и ты неправа.

Она ничего не ответила, осталась сидеть, как сидела, только повернула к нему лицо.

— Я не подумала, что ты уже уезжаешь, — сказала она, — И у меня нет для тебя никакого подарка.

Он открыл шкаф.

— Я накупил подарков, — весело воскликнул он. — Вот толстый темный свитер. Он мне, наверное, не подойдет, слишком уж темный. Может, поменять? Еще успеваю. Там были такие же толстые, только яркие, слишком уж светлые.

— Нет, — ответила она, — тебе не надо выделяться. Ты должен быть… незаметным. Я хочу, чтобы тебя никто не замечал. Я так хочу…