Максим Дуленцов: Золото тайги

– Обычное золото, старое. Есть слитки, есть монеты.

– А где оно?

– Лежит себе на месте, где и лежало. Наверно, уж лет восемьдесят лежит.

Леха подмигнул Вите, выставил большой палец, Витя недоверчиво покачал головой, Федя опять закрестился, только Настя сидела, с удовольствием смакуя ту первую картошку, что дал ей Артамон. Хозяин избушки черпнул ложкой тушенки из Витиной банки и, вытерев рукой бороду, хитро улыбнулся. Снял с печурки закипевший чайник, затушил огонь, разлил в кружки ароматный напиток из зверобоя и земляники, подал кружку Насте:

– Пей, дочка. Сахару вон возьми у парня, парень добрый, хороший, – указал он на Витю. Витя смутился, достал из рюкзака пачку сахара, подал Насте в руку. В отблесках огня лампы она была еще более загадочна и красива.

– Так могу и вам предложить такую сделку. Завтра покажу золото, возьмите, а про ядерное устройство забудьте. Там хватит вам долг ваш закрыть. Согласен? – Артамон посмотрел на Леху.

– А чо нет? Все проще, чем копать или тебя заставлять отдавать, – хмыкнул Леха, тряхнув автоматом, который все-таки поставил на место. Водки не было, и он был не в духе.

Утро наступило неожиданно скоро, проникнув розовыми лучами восхода сквозь сосны и маленькое оконце в избушку и упав на лицо Вити, лежавшего на полу.

Он зажмурился, потянулся, с сожалением вылез из спальника. Еще никто не пробудился ото сна. Не было только девушки. Витя кое-как напялил сапоги на опухшие после вчерашнего перехода ноги и вышел из избушки, осторожно прикрыв едва скрипнувшую дверь. Настя сидела на скамейке и широко раскрытыми глазами смотрела на ярко-розовый круг солнца. Витя тоже посмотрел, но долго глядеть не смог, зажмурился, из глаз потекли слезы. Сел рядом.

– Привет.

– Здравствуй, Витя.

– Надо же, ты помнишь, как меня зовут?

– Это легко. Когда я была в детдоме, нас так знакомили. Все должны повторять имена всех по кругу. Там я научилась быстро запоминать имена. А ты очень яркий.

Витя сначала возгордился, что она назвала его ярким, но потом, подумав, переспросил:

– Что значит яркий?

– Ты светишься ярче всех, даже ярче Феди. Еще так светятся Артамон и волк. Волк просто пылает. Но Артамон старый уже, а волк – это что-то совсем непонятное. Артамон умрет и погаснет. Как тот погас… Наверное.

Витя сжал ладонями доску скамьи, понимая, что девушка бредит. Действительно, как говорил монах, не в себе она.

– Как я свечусь? А что за волк? – участливо спросил он, желая поддержать беседу: может, поговорит да успокоится. Настю ему было безумно жаль.

– Я же не вижу. Я свет чувствую. Животные в лесу светятся тусклыми-тусклыми огоньками, люди светятся по-разному. Кто ярко, как ты и Артамон, кто тускло, но все светятся. Баба Клава говорила, что это я души людей вижу: у кого душа чистая – у того ярче, кто грешен – тусклее. Но я не уверена, что это правда, мне кажется, что все люди хорошие. И если это души, то почему у того, что умер, как сказал Федя, ничего не светилось? Душа ведь бессмертна, баба Клава так говорила. А волк – вон он сидит, этот волк, – Анастасия указала рукой.

Витя посмотрел, но там ничего не было, только лес. Он перевел взгляд на ее лицо, чистое и прекрасное, несмотря на грязные разводы на щеках и спутанные со сна светлые волосы. Он не удержался, подвинулся к ней, взял ее руки, которые она доверчиво отдала ему в ладони, прислонился лицом к ее волосам, вдохнул запах сена, земляники, дыма и летнего утра, закрыл глаза. Ему показалось, что он улетает куда-то далеко-далеко, в детство, где было так прекрасно, весело и беззаботно. Настя повернула к нему лицо, губы ее прошептали:

– Ты хочешь, чтобы я была всегда с тобой?

И не он сказал это, не Витя, нет, это ветер в соснах прошелестел в ответ: «Да».

Артамон вышел незаметно, посмотрел на двух людей из разных, как им казалось, миров, сидевших, прижавшись друг к другу, на его убогой скамье, поросшей мхом, на рассвет, на тайгу, брякнул ведром, умывшись из него холодной с ночи водой.

Последним вытянулся из спальника Леха, потянулся и не преминул напомнить проходящему мимо с кружкой земляничного чая Артамону:

– Ну что, идем за золотом или опять обманул, лесничок?

К сосне, что росла на крутом яру Ларевки, впиваясь огромными корнями в землю уже, верно, лет триста, разношерстная компания подошла, когда солнце уже было в зените. Леха насмешливо смотрел на Артамона, а тот молча указал пальцем на корни сосны.

– Типа тут золото? – нагло спросил Леха, который давно не получал водочного допинга и поэтому становился все мрачнее и недоверчивей.