Алексей Колышевский - МЖ-2. Роман о чиновничьем беспределе

Занятые разговором о высоком, мы не обратили внимание, что в вагоне появились новые пассажиры. Электричка шла полуэкспрессом, проскакивала большинство остановок, и когда вошли эти люди – было непонятно. Должно быть, они тоже искали вагон потеплее, вот и пожаловали в наш. Их появление, само собой, сделало наш диалог тише.

– Знаешь что, Марк, – напряженно вслушиваясь в болтовню пришельцев, сказал архимандрит, – мне кажется, сейчас случится что-то страшное. Это таджики, я немного понимаю, о чем они говорят, я служил срочную под Душанбе. А говорят они о нас, и, насколько я понимаю, не самые приятные вещи.

– Тогда надо подготовиться, – сохраняя невозмутимость, ответил я, – кто предупрежден, тот вооружен.

Я полез в дорожную сумку, на глазах у архимандрита вытащил «глок», зарядил его и спрятал под рясу, опасаясь дотронуться до триггера.

– Да ты что?! – громко зашептал он. – С ума сошел, что ли? Брось эту затею сейчас же!

Не успел я ответить, как один из таджиков, среднего роста парень в круглой шапочке и спортивной куртке псевдо-Nike, встал со своего места и двинулся в нашу сторону. Я видел, что он осторожничает, но в то же время не боится. Взгляд у него был наглым, а намерения вызывали понятные опасения. Он явно шел не за тем, чтобы испросить благословения у двух людей в рясах, да и вера у него другая.

– Эта, слы чо, – начал он, еще не дойдя до нас и видя, что мы обратили на него внимание, – вы куда едете?

– В монастырь, – спокойно ответил отец Александр, повернувшись к парню в круглой шапочке.

– А там рабочие не надо вам? А то хозяин кинул туда-сюда, денег нету, в Архангельск возвращаемся, будэм работа искат, – коверкая слова, рассказывал парень, – бэз работа жрат нет у нас.

Тут архимандрит сделал неверный ход. Он сказал, что в монастыре работают сами монахи, а сторонних рабочих, да к тому же другой веры, привлекать нельзя. К тому же, как мне показалось, сказал он это чересчур резковато в сентенции «я вам не свинья-копилка и не биржа труда». Черт его дернул сказать такое, да еще таким тоном, в этой ситуации! Потому что все таджики разом загалдели, а парень в круглой шапочке очень внятно выругался. Уж что-что, а великий татаро-русский мат употребляют все народы бывшего СССР и делают это одинаково виртуозно. Матерщина – это наш эсперанто. С помощью мата, и одного только мата, можно объясниться повсюду в СНГ и в странах Балтии, и даже в США. Только велеречивые ханжи продолжают сдувать с мата пылинки, настаивая на его эталонном, с их точки зрения, вреде и недопустимости употребления. По мне так это часть бизнес-лексикона, совокупность наиболее сильных и экспрессивных слов живого языка. Мат обогащает речь, и вовсе ни к чему придавать этим словам такое уж архинегативное значение.

Тем временем парень, постоянно оборачиваясь в нашу сторону и продолжая со злостью выплевывать из себя брань, вернулся к ожидавшей его озлобленной компании. Их было шестеро: типичная кочующая бригада дешевых и бесправных строителей. И мне жаль их, когда они не убивают стамесками людей, стоящих в умственном развитии космически над ними, моих друзей. Когда они не убивают наших детей, то мне жаль их чисто по-человечески. Мне жаль, что они вынуждены добывать свой кусок, ютясь в жалком «вагончике», тогда как рядом они возводят коттедж-дворец о пятнадцати спальнях с лифтом, но такова жизнь, условия которой созданы для мигрантов Богом-Творцом, и никто никогда не в силах будет как-то изменить эту ситуацию, потому что никогда не наступит на земле золотой век коммунизма и уравниловки, потому что таков Божий промысел. Злой ли он, этот промысел, добрый ли? Кому как, ведь каждому свое. И вот только не надо сейчас кривиться и пенять мне на то, что, дескать, эти слова были написаны на воротах Бухенвальда. На заборе тоже «хуй» написано. Так что с того? А слова, я считаю, правильные.

– Ну вот, видишь! – перевел дух отец Александр. – Вот Бог и отвел от нас. Слава Богу! – Он перекрестился, и, словно вопреки его словам, его попытке успокоиться таким самовнушением, шестеро таджиков с шумом пошли на нас в атаку, выкрикивая что-то насчет русских свиней, которых надо резать, и поминая имя Аллаха. Прямо стая черных ястребов на охоте! Все это произошло так быстро, что архимандрит, наверное, даже не успел испугаться, зато я был готов и успел сделать все, как надо.

Двое скромных попиков в рясах – воистину легкая добыча. Но когда один из них внезапно вскакивает, достает пистолет калибра 9 мм с глушителем и несколько раз стреляет прямо перед ногами, дырявя пол, и при этом жутко скалится, потому что ему нравится стрелять по ногам, то он из бесправной, беззащитной добычи превращается в охотника. Увидев такое дело, таджики резко развернулись на сто восемьдесят градусов и рванули к тамбуру, а я, удовлетворенный своей бескровной победой, спокойно сел на место и, глядя на архимандрита, сказал: