— Степняки, — махнул тот рукой. — От монголов здесь остались.
— А таты?
— Таты в Дербенте.
Я понял, что национальную тему в Махачкале лучше не затрагивать: очень уж много национальностей.
Дома у Цадатова я был в предыдущий приезд. Собственно, это был не дом, а музей, построенный в честь классика. В нем все было аккуратно расставлено и развешано.
— Жена постаралась, — сказал мне тогда Цадатов. — Очень хорошая женщина.
Она не так давно умерла, и все старались говорить о ней в возвышенных тонах.
Я не поленился и поднялся по узкой лестнице на третий этаж, на котором размещался кабинет классика.
— Я сюда никого не пускаю, — сказал Ахмед, — но тебе можно. Ты мой друг.
Жалко, что этих слов никто не слышал. Все гости сидели внизу за столом.
— В следующий раз приедешь в Махачкалу, — обнял меня за плечи Ахмед, — говори всем, что ты мой друг, и тебе все дадут. Здесь меня знают.
Мне понравилась его скромность.
Кабинет, кстати, был обставлен довольно скромно. Но это тоже признак большого писателя.
— Во Внукове моим соседом был Яков Козловский, — сказал я.
— Все умерли, — вздохнул классик. — Гребнев, Солоухин, Козловский… Совсем один остался.
— Молодые не переводят?
— Переводят, но не так хорошо. У нас была другая страна.
Здесь он был прав. Великая советская литература осталась там, в Советском Союзе.
Надо сказать, я тоже не вписался в новое время, но не жалею об этом. Мне было уютно жить рядом с Быковым, Шамякиным, Думбадзе, Матевосяном, Зиедонисом и многими другими писателями. Что уж говорить о Цадатове, которого знали в самых отдаленных селениях великой страны.
На следующий день мы вручали восьмитомник Цадатова председателю Госсовета Дагестана. Фамилия его была, конечно, Магомедов. Эту ответственную миссию взял на себя Вепсов, хотя тащить коробку с книгами через весь кабинет ему было нелегко. С другой стороны, пусть знает, каково быть носильщиком при сильных мира сего.
— Кто такой? — громким шепотом спросил меня Цадатов.
— Директор, — сказал я.
— У тебя?
— У меня.
— Пусть носит, — успокоился классик.
На церемонии присутствовала вся верхушка республики. Новый министр информации и национальных отношений тоже стоял в уголке с подобострастным видом. Я подмигнул ему. Он этого не заметил.
«Правильно, — подумал я. — Подмигивать каждый может, а ты вот попробуй из простого министра прорваться в премьеры или хотя бы вице-премьеры».
Сулейман, стоявший в самом дальнем углу, улыбнулся мне. Проблемы роста были ему хорошо знакомы.
Праздновать мы опять приехали в дом Цадатова. За столом по-прежнему сидели около десяти самых близких Цадатову людей, но у меня было ощущение, что некоторых я вижу впервые. В том числе и помощника.
— Магомед? — спросил я его.
— Магомедбек, — вытянул он руки по швам.
— Что значит «бек»? — повернулся я к Сулейману.
— Воин, — ответил тот. — У него в роду все воины. Даже князья есть.
— А вот у белорусов князей нет, — загрустил я. — Как только князь, сразу уходит к полякам или литовцам. Некоторые и вовсе русскими стали.
— У нас горы, — сказал Сулейман, — далеко не уйдешь. В каждом ауле свой князь.
— Зато нет масонов, — вмешался в разговор Цадатов. — Все масоны в Москве или Ленинграде.
— Масоны при советской власти вымерли, — осмелился я возразить ему.
— Масон никогда не вымрет, — поставил точку в нашем споре Цадатов. — Сейчас я тебе подарок сделаю. Директор тоже зови.
Подошел Вепсов. Надо сказать, в незнакомом окружении он явно тушевался: не на кого было прикрикнуть, некому отдать указание. Я, к примеру, постоянно терся возле местных.
«Вот ужо приедем в Москву», — поглядывал он на меня.
«Однова живем, — отвечал я ему. — Сначала рюмочку, сверху икоркой. Москва далеко, начальник».
Но вот и его заметили.
— У тебя сабля есть? — спросил Ахмед.
— Нет, — сказал я.
— Сейчас будет.
Ахмед протянул руку. Магомедбек с готовностью сунул в нее саблю.
— Держи! — протянул мне саблю Ахмед. — Смотри на нее и меня вспоминай. Если человек плохой — сразу руби ему голову.
Кавказцы расхохотались.
Я с трудом сдержал слезы. Наверное, среди моих предков все-таки были люди, которые знали, что такое сабля.
— Тебе тоже сабля, — протянул подарок Вепсову Цадатов. — Директору сабля не так нужна, как редактору, но пусть будет.
Я повертел в руках саблю и отдал помощнику. Ставить ее в угол, как швабру, было как-то неудобно. Но и сидеть с ней за столом неловко.
Читать дальше