Александр Кожедуб - Мерцание золота

Мы сели за стол. Как ни странно, финская водка, налитая в изящные рюмки, пилась хуже, чем из граненых стопок в столовой какого-то ПТУ. К трем часам у учащихся в нем уже заканчивался обед, и мы устраивались в уголке за фикусами. Обычно там подавали борщ и котлеты, и лучше закуски в России нет. И не будет.

В банке мы закусывали канапе и роллами, а также суши.

«Нет, долго здесь Михаил Викторович не протянет, — подумал я. — Формат не тот».

И оказался прав. Через полтора месяца мы снова обедали в столовой.

Но тем не менее свою задачу в банке Михаил Викторович выполнил. Просто так квартиры в элитных домах у нас не дают. А дом был элитный. Об этом говорили пандусы для подъезда, охраняемая подземная парковка, кирпичные стены здания. Это вам не панели, пусть и темно-синие.

На скоростном лифте мы поднялись на девятый этаж.

— Вот здесь у меня гостиная, — суетился Поронин, — это кабинет, там спальня. Сантехника итальянская. В зимний сад не хотите? Потом покажу.

Стол был накрыт на кухне, что тоже говорило о многом. В маленькой кухне цвет русской литературы не посадишь.

— Сколько, говорите, у вас метров? — спросил Просвирин.

Он сел в кресло и далеко вытянул длинные ноги.

— Сто пять! — гордо сказал Поронин.

— Маловата квартирка, — хмыкнул Петр Кузьмич.

Я удивленно посмотрел на него. Остряки среди крупных людей попадались мне редко. А Просвирин был крупный во всех смыслах: рост два метра, вес далеко за сто. При такой комплекции не до шуточек.

— А у вас сколько метров? — упавшим голосом спросил Поронин.

— Сто пятьдесят.

Из Поронина словно выпустили воздух. Стерлись веснушки с лица. Поблекла рыжина волос. Уменьшилось чрево. Он беспомощно посмотрел на меня.

— На двоих и ста пяти метров хватит, — сказал я.

Но Просвирин был безжалостен.

— Нас тоже двое, — сказал он.

Я проглотил смешок. Птичкин расхохотался. Вепсов сделал вид, что не знает русского языка.

— Может, уже пора за стол? — поднялся с кресла Просвирин.

В эту минуту он был похож на монумент.

«Везет же некоторым, — с завистью подумал я. — Мало того, что рост два метра, так еще и любимец миллионов. Герой труда опять же».

— А в войну служил в полиции, — сказал мне на ухо Вепсов.

— Как?! — опешил я.

— Обыкновенно, — пожал тот плечами. — Дали в руки винтовку, он и пошел в войну играть. Шестнадцать лет было пареньку.

— А когда наши пришли?

— Уехал на Дальний Восток. В деревне его не выдали, но слушок прошел.

— С русскими писателями не соскучишься, — покачал я головой.

— Это с лучшими, — поднял указательный палец Вепсов, он у него был короче, чем у других. — У бездарей все не так.

С этим трудно было не согласиться.

— Проходите, — вышла из кухни жена Поронина. — Руки можно помыть в ванной.

В ванную по очереди прошествовали Просвирин, Викторов, Птичкин. Замыкали процессию Вепсов и я.

«До цвета никак не дотягиваем, — посмотрел я на себя в зеркало. — Вепсов туда рвется, но кто ж его пустит? Даже Бочкарев становится косноязычным, когда говорит о его романах. А Вепсов Классику и гонорар, и машину, когда надо выехать с дачи. Сволочной народ писатели. Но такими они были всегда. А Поронину наука. Знай, с кем имеешь дело».

— Надо выходить в люди, — сказал Вепсов, когда я сел рядом с ним. — Пора на книжную ярмарку ехать.

— Во Франкфурт? — спросил я, накладывая на тарелку салат оливье.

— У кого острить учишься? — потянулся за рыбкой Вепсов.

Он закусывал только осетриной и сёмужкой.

— У Просвирина, — сказал я. — Но мне до него далеко.

— Всем далеко, — согласился Вепсов. — В Ленинград, на «Белые ночи» поедешь.

Я знал о книжной ярмарке, которая проходила в начале июня в северной столице.

— Сейчас он уже не Ленинград, — сказал я.

— Для кого как, — посмотрел на меня Вепсов. — Булгакова там покажем, воспоминания о Фадееве с Абрамовым. Пора.

Пора так пора. Голому собраться — только подпоясаться.

— Книгу о Мытищах с собой брать? — отсалютовал я рюмкой Поронину.

— Не надо.

И после новоселья у Поронина я отправился в Санкт-Петербург.

Команда подобралась солидная: отдел реализации в полном составе и я. А отдел этот, как я уже говорил, у нас сплошь состоял из выпускников Бауманского училища.

Я знал, что в Бауманском учились технари, которые ни в каких других вузах учиться не могли. Их ум граничил с идиотизмом, они мне в этом признались сами.

— У нас либо нобелевские лауреаты, — сказал Дима Колтунов, начальник отдела, — либо пациенты психбольницы.