Он подошел к багажнику, потрогал вмятину. Сирена выключилась.
— Вроде как кувалдой ударили, — сочувственно сказал швейцар. — Нашлась же сволочь какая-то. Вредитель, одно слово, за такую машину расстрелять мало!
Костя задумчиво смотрел на вмятину.
Александр, осторожно облизывая кровь, достал платок. Перемотал костяшки пальцев и спрятал руку в карман. Он догнал Анну.
— Чего это ты мрачный? — заметила Анна.
— Да так, про дом чего-то вспомнил. — пробормотал он как-то уныло.
Они пошли, не торопясь, рядом. Вышли на проспект. Здесь было светлее. Горели фонари, светились витрины магазинов, кафе, ресторанов. Люди обгоняли их, шли им навстречу, не обращая на них внимания.
— А ты почему не женат? — вдруг спросила Анна.
— Никто не идет, — сказал он просто.
— Совсем никто?
— Была у меня девушка, когда еще в школе учился, но она моего дружка любила, так и живут вместе, — Александр помолчал. — Была потом еще девушка, но малость тупая. Вернее, совсем тупая, ее потом машина переехала.
— Насмерть?
— Нет, этот водитель на ней женился, — Александр улыбнулся. — Была еще одна, но очень уж сильная и пила много. Просто безмерно, не просыхала. Была потом ещё одна, тоже пила, но потом бросила и уехала куда-то… Это я про тех говорю, в кого уж очень влюблялся.
— Понятно, — сказала Анна, едва сдерживая смех.
— Я женщинам и в молодости веры не давал, а счас тем более, — он посмотрел на Анну. — Ты не обижайся, я не тебя имею в виду.
— Нет, ничего, — сказала она.
— Женщина вообще-то и не человек, но и не животное, — вывел вдруг он философскую идею, рассек ладонью воздух перед собой и рассмеялся.
Они свернули в переулок.
— Здесь я училась, — вдруг сказала Анна и показала рукой на темное здание.
— Здесь? — удивился Александр. — С ума сойти!
— А что здесь такого?
— Да нет, просто трудно тебя представить школьницей.
Они подошли к школе.
— У вас ребята лапали девчат на переменах? — спросил Александр.
— Да нет, вроде бы, — ответила она смущенно.
— А мы своих жали по всем углам, только писк стоял. Ну нас и секли, конечно.
Они обошли школу.
— Вон там беседка есть, — показала Анна. — Мы там сидели иногда.
Они подошли к беседке, совсем темной и глухой.
— Чего надо? — вдруг раздался из глубины беседки юношеский бас.
— Пойдем, — Анна взяла Александра под руку.
— А ты, баба, оставайся, мы тебя погреем, дурочку! — сказал из беседки другой голос.
В ответ ему засмеялось человек десять парней.
— Пойдем, пойдем, пацаны, — она тянула Александра за руку. — Набычился. Глупо все это, пьяные или обкуренные.
— Они теперь думают, что мы испугались, — сказал он угрюмо, когда они отошли.
— Ну и пусть думают! — Анна уводила его все дальше и дальше от беседки.
— А одна бы ты шла, или еще кто?
— А если у них нож?
— Ты, как знаешь, а я вернусь. — Он повернулся назад.
— Ну что, драться с ними будешь? — Анна взяла его за обе руки. — Я тебя прошу, один раз, для меня, не ходи, один раз, один раз, прошу. — Она под локоть вывела его на дорогу.
Александр молчал.
— Остановку видишь? — спросила она.
Александр хмуро кивнул головой.
— Я здесь целовалась, первый раз.
— Врёшь! — снова оживился он.
— Да нет, точно, в седьмом классе, вот здесь, — она села на скамейку, вытянув ноги, потянулась. — Не замерз?
— Нет.
— Надо тебе пальто купить, — она встала.
Они пошли дальше.
Переулок кончился, и они вышли к Яузе, тихой и черной, с горбатым мостом.
— У тебя есть родные? — снова спросила Анна.
— Да, есть, и братья, и сестры, и родители, — ответил он. — Мы сначала под Херсоном жили, потом переехали на Азовскую сторону, в Крым. Потом все обратно вернулись, а я остался.
— Почему?
— Не знаю, я на этом берегу вырос, а там Херсонский берег. Я на том берегу жить не могу, тоскую, а на своем вроде легче.
Они стояли на мосту и смотрели вниз на воду, на уток, оживившихся при их появлении.
— Смотри, они как эскадра, — сказала Анна. — Даже строй не нарушают. Нету ничего! — крикнула она уткам.
Они перешли по мосту на другой берег.
— Если бы я была мужчиной, я бы тоже дралась. — Анна приняла боксерскую стойку, ударила несколько раз по воздуху — Я просто чувствую, что у меня бы получилось.
— Ладно, зато ты поешь вон как, — улыбнулся Александр.
— Уже не пою, — спокойно сказала она. Александр принялся собирать сухой бурьян и хворост.
— У нас один мужик жил, — заговорил он. — Он сам по себе был нервный. Ему говоришь, здравствуйте, Асхат Асхатович, как поживаете, а он уже, как собака, не говорит, а лает. Так вот его удар хватил, у него дочь в Донецк убежала с одним парнем. Он лежит, и все у него отнялось, говорить не мог. Ему потом пчел к спине приставляли, прямо горстями сыпали, и прошло. — рассказывая, он собрал охапку хвороста, чиркнул спичкой.
Читать дальше