Алексей Саморядов - Праздник саранчи

— Как эвенк едет, собака, — зло сказал Андрей, глядя в бинокль.

Александр огляделся вокруг. Они переглянулись с якутом.

— А ну, мужики! — крикнул Александр и вскочил на свои нарты. — Теперь давай ходу! А ну давай! Оп-оп-оп-оп!

Караван круто взял влево, за холм. Растянувшись, увеличив скорость, нарты пошли на подъем… Кругом не было ни души…

Перевалив гребень, не сбавляя ходу, вошли в маленькую долину. Люди бежали рядом с нартами, придерживая груз на склоне. Это были настоящие гонки.

— А ну давай! — кричал изредка Александр.

Вокруг по-прежнему не было ни души.

Андрей, гнавший свою упряжку далеко впереди каравана, вдруг снова встал. Караван догнал его и тоже встал между крутых холмов.

Впереди, шагах в трехстах под сосной на раскладном брезентовом стуле сидел человек.

Погонщики сбились в кучу у передних нарт, разглядывая его по очереди в бинокль.

— Это Игореша, — сказал Митренко, мужик с железными зубами и ястребиным носом. — Банников. Степана Банникова младший брат.

— Ну и что, что Игореша? — спросил, подходя, запыхавшийся Лазарь.

— А то, что он три года назад на Оби утонул!

Погонщики ложились в цепь, без команды, каждый у своих нарт, кто стволом вправо, кто влево.

— Смотри, флаг, Андреевский! — вдруг закричали по цепи. — Это Митрофан! Митрофан Сковородников!

Справа и слева, по гребням холмов тоже показались залегшие в цепь стрелки. Человек под сосной поднялся со стула и пошел к каравану…

— Здорово, Игореша! — весело закричали мужики подходившему Банникову.

— Для бешеной собаки семь верст не крюк! — поздоровался Банников.

Был Игореша в хорошем полушубке, хорошей офицерской портупее, но без оружия и улыбался.

— Сказывали, ты на Оби три года назад утонул? — сказал ему Митренко, держа карабин наперевес.

— Было дело. Я после этого еще два раза в Крыму топ.

— Ты, парень, чего бродишь здесь, потерял что ли чего? — спросил его Сафронов строго.

— Привет вам от Митрофана Романыча! — спокойно ответил Банников и глянул на холмы. — Здесь они недалече.

— Спасибо, что здесь. А что, надобность у Митрофана Романыча какая или прогуляться решил?

— Прогуляться, — улыбнулся Игореша. — И надобность тоже.

— Белок промышляете? — оскалил железные зубы Митренко. — Так здесь белку отродясь никто не брал, это вам за хребет надо идти! — продолжал он удивленно. — Какие же тут, блядь, белки!

— Так я и говорю, какие белки! — Игореша продолжал улыбаться. — А Митрофан Романыч говорит, здесь постоим, — и белки будут, и зайцы. Так что, Александр Степаныч, — он обратился к Сафронову, — в гости он вас просит, поговорить хочет.

Все замолчали.

— Скоро ночь будет, — заговорил вдруг негромко, ни на кого не глядя, якут Потемкин. — Постреляем мало-мало и уйдем. Не ходи к Митрофану.

Сафронов глянул на холмы, положил на нарты свою трехлинейку.

— Схожу. Поздороваюсь с Митрофаном. Если через час не приду, можете стрелять, а ночью, глядишь, проскочите. — И он не спеша пошел по следам Банникова.

Игореша пошел было за ним, но Потемкин окликнул его, направив свай карабин ему в живот.

— Ей, парень, куда пошел? Садись рядом, покурим, может, и ходить тебе больше не надо будет.

Игореша помялся в нерешительности, глядя на карабин.

— Иди, иди, — подбодрил его Потемкин, — курить будем.

Митрофан Романович Сковородников сидел на нартах, застеленных хорошим туркменским ковром, поджав одну ногу под себя, в хороших офицерских сапогах, в теплом, военного покроя, кителе, перетянутом ремнями. В генеральской папахе без кокарды и хорошей песцовой шубе внакидку.

За ним стояли две просторные армейские палатки, двое у костра жарили тушу оленя, насаженную целиком на лом.

— Здорово, Сафронов! — крикнул Сковородников, не вставая с нарт, улыбнулся. Лицо у него, крепкое, продубленное ветром, почерневшее от северного солнца, был он хорошо выбрит и здоров. — У тебя жена, говорят, родить скоро должна, а ты по тайге бегаешь, как мальчик! Леспромхозу от вас один убыток.

Рядом с ним сидел огромный, невероятно широкий человек во всем черном, у ног на шкурах стоял японский телевизор, показывающий какой-то концерт.

— А что, Митрофан Романович, какой закон вышел, что по тайге ходить нельзя? — спросил Сафронов.

— Закон один! — Строго ответил Сковородников, — велю тебя на сосне повесить, это и будет закон!

— Что же я, Митрофан Романыч, басурманин какой, что меня запросто так на сосне вешать? — удивился Александр.