Юрий Перов - Прекрасная толстушка. Книга 1

Додик представил нас весьма неопределенно.

— А это наша Машенька и наша Танечка, — сказал он, делая в нашу сторону широкий, непонятно что обозначающий жест рукой.

Артист бросился целовать нам ручки, а сценарист, пожимая нам руки, пробормотал:

— Мы, кажется, знакомы…

— Кажется, знакомы, — подтвердила я, а Татьяна покраснела. Она еще переживала за тот концерт, который устроила на свадьбе.

Вечеринка прошла, как обычно проходят подобные вечеринки. Актер без умолку говорил, а потом, выпив, начал петь под гитару, которую Додик благоговейно вынес из другой комнаты и вручил почему-то сценаристу. Тот весь вечер мрачно молчал и пил, натужной улыбкой отвечая на похвалы его фильмам и спектаклям, которые только в Москве, оказывается, шли в трех театрах.

Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравились гости Додика. Не нравился и сам Додик, которого он, судя по всему, видел впервые в жизни. Даже на нас он косился с каким-то неодобрением. Татьяна это принимала на свой счет и жутко огорчалась.

Он сидел с правой стороны от меня и за весь вечер даже ни разу не посмотрел в мою сторону.

Когда были спеты хором неизбежные «Тишина», «Ландыши» и «Песня первой любви», когда киношные истории и хохмы актера начали иссякать, разговор неизбежно скатился на политику и перешел на таинственный полушепот.

В феврале этого года прошел исторический XX съезд КПСС, на котором партия вскрыла и осудила культ личности. Потом по партийным организациям прошли читки закрытого письма ЦК КПСС, в котором подробно рассказывалось о преступлениях, творимых Сталиным и его приспешниками.

Все гости с таким пылом принялись обличать культ личности, будто они всегда о нем знали и только нехватка времени мешала им разобраться с этим проклятым культом и с самой личностью.

Сценарист их песни слушал с едва уловимой ироничной улыбкой, а когда они заговорили о Сталине, начал кривиться так, словно у него заболели зубы, и чаще подливать себе коньячку, тяжелея с каждой минутой прямо на глазах.

Мне почему-то стало тревожно за него. Я склонилась к нему и чуть слышно сказала:

— Уж лучше бы они пели…

— Выпьем? — шепнул он мне в ответ.

Я кивнула. Он потихоньку налил и, беззвучно чокнувшись со мной, понес было рюмку ко рту, но был застукан бдительным Додиком.

— А теперь слово для тоста предоставляется нашему выдающемуся сценаристу! — проорал он и почему-то встал. Его примеру машинально последовали и остальные гости. Пришлось и нам с Татьяной подняться. Сценарист с рюмкой в руке затравленно оглядел стол и, дернув ртом, поднялся.

— Давайте выпьем за то, чтоб все тайное всегда становилось явным… — сказал с кривой ухмылкой сценарист и в упор посмотрел на Додика. Тот побледнел и забегал глазами.

Все, серьезно покивав, выпили и сели. Остался стоять сценарист.

— Вы, конечно, помните гайдаровского Мальчиша-Кибальчиша? — спросил он с вкрадчивой улыбкой. Я заметила, как дрожит и расплескивает коньяк его рука. Мне показалось, что сейчас что-то произойдет, и я невольно взяла его за другую руку. Он посмотрел на меня и еле заметно качнул головой, словно хотел сказать: «Не беспокойся, я в порядке».

— Конечно, знаем, — расплылся в улыбке актер, готовясь услышать шутку.

— Вы помните; как его поймали буржуины и пытали, стараясь узнать его главную тайну?

— Обязательно помним! — за всех ответил актер. — Я сам играл Мальчиша в пионерском лагере.

— Вы помните, что, по Гайдару, он ничего не сказал и противные буржуины умылись… Но на самом деле все было не так, и это будет отражено в следующем письме ЦК КПСС, посвященном исправлению злонамеренных искажений нашей истории. Письмо уже готовится и в последнем квартале будет разослано по первичным партийным организациям. Там, разумеется, речь будет идти не только о Мальчише, который, как выяснила прогрессивная историческая наука, был реальной исторической личностью. Так что же в действительности произошло в те далекие годы Гражданской войны?

За столом стояла мертвая тишина. Сценарист под взглядами заинтригованных гостей ловко хлопнул рюмку коньяку, неторопливо зажевал ломтиком лимона, сел, поставил рюмку на стол, вытер салфеткой облитую коньяком руку и продолжил:

— Мальчиша действительно поймали и начали жутко пытать. «Открой нам главную тайну!» — кричали ему в лицо буржуины и брызгали ядовитой слюной. А Мальчиш гордо вскидывал голову и кричал им прямо в их жирные, мерзкие хари: «Не открою. Хоть убейте!» Уже под все ногти загнали ему иголки безжалостные буржуины, а он в ответ упрямо твердил: «Не открою!» Тогда главный буржуинский палач выжег ему на груди пятиконечную звезду. Но гордый Мальчиш твердил свое: «Не открою!» Тогда палач на спине вырезал ему точно такую же звезду, но и тогда Мальчиш не сдался. И тогда буржуины пошли на неслыханную хитрость. Они собрали с окрестных деревень немощных старух и грудных детей — всех, кто не ушел на войну, и поставили перед Мальчишом. «Говори свою тайну, Мальчиш, — гадюкой прошипели буржуины, — а не то мы погубим всех старух и детей». И упала гордая голова Мальчиша на грудь. «Отпустите старух и детей, — прошептал Мальчиш. — Я открою вам эту тайну». Буржуины тут же отпустили старух и детей и окружили Мальчиша плотным кольцом. Каждому из них хотелось схватить эту важную тайну и первым прибежать с ней к верховному правителю, чтобы подороже продать. И поднял Мальчиш свою гордую голову, сверкнул очами и прокричал на все ущелье: «Жрать я хочу! Вот моя главная тайна! И таких, как я, миллионы! Всех не перевешаете! Убьете меня, за мной придут другие голодные! И так будет всегда, потому что мы землю нашу возделываем штыком. И ничто нам не любо, кроме поля битвы при лунном свете…» И устрашились буржуины этой ужасной тайны, задрожали и утащили свои жирные тела в каменные джунгли, где постоянно тепло и сыро! И победил их Мальчиш, открыв им самую главную нашу тайну. С тех пор плывут пароходы — привет Мальчишу! Дымят паровозы — привет Мальчишу! Ну и далее по тексту…