Дмитрий Вересов - Тихий Дон Кихот

Все-таки Перейкина явно была подготовлена к тому, что рано или поздно с мужем придется расстаться. И лицо ее оставалось безмятежно-спокойным. Или просто недавно она сделала качественные инъекции ботокса…

Перейкина мало было назвать просто общительным человеком, он был человеком общения. Корнилов и Судаков, опросив нескольких людей из его окружения, скоро выяснили, что таких окружений у покойного было немало. Перейкина можно было сравнить с упавшим камнем, от которого расходятся по воде круги. Только и этого сравнения было недостаточно. Вот если найти на берегу моря плоский голыш и запустить его сильной мужской рукой по поверхности, то получится несколько «блинчиков». Если взять самый рекордный бросок и заметить, как от каждого «блинчика» начинают расползаться круги, то сходство с Перейкиным будет более полным.

Владислав дружил, приятельствовал и общался с коммерсантами, политиками, журналистами, писателями, музыкантами, священниками, ди-джеями, спортсменами, «красными», «коричневыми», «голубыми»… Он легко сходился с людьми, можно сказать, с первого взгляда. А со второго распахивал навстречу объятия, целовался троекратно и так радовался встрече, что самые закостенелые и черствые, словно размачивались в теплом молоке и старались Перейкину понравиться.

Особенно много этот «камешек» взбаламутил женщин. Покойный, как говорится, не пропускал ни одной юбки: мини и макси, кожа и джинса, разрез сзади и спереди, S и XL. Тут опять можно было вспомнить слова игумена, особенно, первую часть его характеристики, данной Владиславу: «Все для него хорошо. Хорошо согрешить…» Еще бы не плохо?

Донжуанский список убитого Корнилов доверил составлять Андрею Судакову, а сам нашел в блокнотах покойного несколько знакомых фамилий питерских единоборцев. Потратив один день, Михаил со слов этих людей составил портрет Перейкина, как любителя боевых искусств.

Трудно сказать, какой вид он практиковал. Представители японских стилей называли его ушуистом, «китайцы» были уверены, что он из карате. Сам Перейкин, поддерживая приятельские отношения со всеми, считал себя каратистом, но не знал ни одного ката и не замечен был в каких-то стилевых предпочтениях. Видимо, он был из плеяды талантливых самоучек еще первой, «запретной», волны советского карате, внестилевого, самопального. На свой вкус он подмешивал в ударную окинавскую технику мягкие, круговые движения и «звериную» пластику китайских подражательных стилей. От жестких поединков в полный контакт он отказывался, а вот от оказания братьям по оружию спонсорской помощи никогда. В этом, видимо, и заключался секрет его всеядного приятельства в мире боевых искусств, прямо скажем, не самом дружелюбном и доброжелательном.

– Придет, бывало, посмотрит, как мои ребята работают, – рассказывал Корнилову известный в городе тренер. – Потом сам перед зеркалом покрутит свои сферы и полусферы, ногами подергает, мартышку боевую изобразит. Пацаны мои смеются, иногда подколют его. Влад не обижался, отшучивался, сам за словом в карман никогда не лез. Тут он был бойцом хорошим, я имею в виду, в словесном поединке. Вреда от него никакого не было. Относились к нему хорошо, нормально относились… Вот только Паша ВДВ…

– Кто это такой? – насторожился Михаил.

– Да есть тут такой деятель, немного больной на голову. То ли он в «горячей точке» обжегся, то ли с детства такой контуженный. Корчит из себя Миямото Мусаси, ходит по клубам, вызывает всех на поединок без правил. Здоровья много, а техника примитивная, как казарменная табуретка. «Танцоров» бьет жестоко, от реальных бойцов сам получает. Но умнее от этого не становится… Так вот он Влада сразу невзлюбил, посчитал «танцором», а не бойцом. А когда узнал, что у того и деньги, и дорогие машины, вообще возненавидел. Вызывал его на поединок без всяких ограничений, на крыше дома или краю скалы… Влад сам рассказывал, смеялся…

– Перейкин принял вызов?

– Нет, я же говорю, он даже от контактных спаррингов всегда отказывался. Да и не юноша уже. Просто, когда он руками и ногами в воздухе выкручивал, многим хотелось его фокусы в реальном бою проверить. А Паше ВДВ хотелось справедливости, как он ее понимал, конечно, то есть крови буржуя и «танцора»…

Пашу ВДВ найти оказалось довольно просто. Его знали не только единоборцы в спортивных залах города, но и алкаши из рюмочных и закусочных Васильевского острова. В тупиковом дворе межу Средним и Малым проспектами на дверях полуподвального помещения Корнилов обнаружил надпись: «ВДВ-92». Это была Пашина визитная карточка.